— Да я и не переживаю! Хотите честно?
Ходоков придвинулся поближе, сгорая от любопытства:
— Ну?
Кабанов ещё раз обвёл всех взглядом и признался:
— Я бы ещё столько же съел… Гадом буду!
Глава 16
Перевязка попавшей в капкан ноги повара Сухачёва прошла успешно. Раны затягивались. Нагноения не было. Он достал журнал «Здоровье» за 86-й год и прилёг за ширмой на кушетке. Медсестра помыла руки и села за стол, чтобы зафиксировать в письменном виде процесс выздоровления пациента.
— Ну вот! Через пару дней уже будешь бегать! — весело произнесла она.
Сухачёв лениво перелистнул страницу, посвящённую ожирению.
— Бегать я не буду… Ни через пару дней, ни через неделю. На кухне это не практикуется. Поскользнуться можно!
Дверь медпункта распахнулась, и вошёл рядовой Медведев.
Лежащего за ширмой повара не было видно. Мишка радостно спел:
— А я милого узнаю, ой да, по поход-ке-е!.
Ирина строго нахмурилась:
— Рядовой! Вы что себе позволяете!
Но Мишка упорно желал петь:
— Он носит… Носит брюки… Галифе-е-е! — Он присел, растягивая штанины в стороны для полной имитации тех самых легендарных галифе.
Ирина повысила голос:
— А ну-ка выйдите отсюда!!
До Мишки дошло, что он попал не в струю. Он перестал петь и спросил:
— Ирка, ты чего?!
Из-за ширмы высунулась голова Сухачёва.
— Действительно, Ирка, чего ты? Нормально пацан поёт!
Медсестра вспыхнула, встала из-за стола и вытолкнула певца за дверь. Вернувшись обратно, она снова засела за заполнение журнала.
Сухачёв ехидно сказал из-за ширмы:
— Суровая ты! Могла бы и поласковее!. Нельзя же так, любовь — за дверь!
Ирина невозмутимо спросила:
— Слушай, ты… А с чего ты взял, что это моя любовь?.
— Натурально играешь! — одобрил Сухачёв.
— Значит, так, мне надоело! Ещё слово, и будешь перевязываться сам!
— Ух, какие мы злые!. Я позавчера на перевязку пришёл, а вы тут…
Пятнадцать минут под дверью топтался!.
Удар попал в цель. Старший сержант медицинской службы застыла и побелела как гипсовая повязка.
Не в меру ушлый повар отложил журнал, встал с кушетки и примиряюще пробормотал:
— Да ладно, Ирка, чё ты? Я ж свой! Я — могила!
Глава 17
Обход подразделений командиром части происходил нечасто, Потому что любой непорядок вызывал у полковника Бородина праведный гнев. И не просто праведный, а очень и очень разрушительный. Зная за собой такую особенность, он старался не увлекаться инспекциями.
Дабы не загружать подчинённых восстановлением имущества, порядка и нервной системы. Тем не менее раз в полгода он навещал случайно выбранную роту. Например, совершенно случайно ту, в которой солдаты недоедали. Или прятались с автоматом в кочегарке.
Командир части вышагивал по расположению второй роты. За ним следовал капитан Зубов.
— Так говоришь, капитан, всё у вас хорошо?! — вежливо поинтересовался Бородин.
Ротный, предчувствуя приближение грозы, оптимистично воскликнул:
— Так точно!
Полковник одобрительно кивнул:
— Та-ак, полы начищены… Коечки отбиты! А в тумбочках у нас как?
Грустных писем больше нет?!
— Никак нет, товарищ полковник!
— Ну-ну! А давайте проверим?! — по-доброму предложил Бородин…
В спортивном городке видели «духи». Они гроздьями облепили турники и покачивались. Младший сержант Фомин ходил вдоль болтающихся тех и красочно комментировал:
— Значит так, Ходоков, упражнение «сарделька» у тебя получается зашибись! Вопрос — когда уже эта сарделька начнёт делать подъём с переворотом?!
Следом за младшим сержантом гулял нестройный хохот. Висеть и смеяться было трудно. Но без смеха наблюдать за товарищами не удавалось почти никому. Неожиданно на дорожке, ведущей к казарме, появился бегущий Кабанов. Он финишировал у турников и, тяжело дыша, доложил:
— Товарищ младший сержант! Срочное построение в роте!
Фомин недоумевающе поинтересовался:
— А что случилось?
— Не знаю. Там Бородин рвёт и мечет! — пропыхтел Кабанов.
— Пипец, — буркнул Фома вполголоса и громко скомандовал: — Рота, строиться!
В казарме царила разруха. Складывалось впечатление, что здесь прокатилась взрывная волна, после неё прошлись мародёры, а за ними — стадо мамонтов. Тумбочки валялись на полу. Их содержимое было разбросано по полу. Несколько кроватей в перевёрнутом виде загораживали проход…
Рота замерла по стойке «смирно». Командир части прошёлся перед строем. Обе руки он держал за спиной. Видимо, чтобы не усугублять разрушения. Но сдерживаться было трудно, и Бородин оглушительно взревел, обращаясь к ротному: