— Почему-у?! Почему, капитан, твои солдаты по ночам жрут каблуки?!
— Никак нет, товарищ полковник… Не жрут! — попытался возразить Зубов.
Бородин с трудом расцепил руки и потряс в воздухе каблуком.
— А это что?!
— Каблук, товарищ полковник!
— И где я его нашёл?!
— В тумбочке, товарищ подполковник!
— А раз каблуки лежат в тумбочках, значит, солдаты по ночам их жрут!! — снова заорал Бородин. — Жрут каблуки… и запивают их зелёнкой! — В другой руке командира части оказался пузырёк с зелёнкой. — Наведи порядок у себя в тумбочках, капитан!
Бородин поспешно всунул каблук и зелёнку Зубову в руки, развернулся и покинул казарму. Ротный остался стоять, провожая его взглядом. Как только дверь за командиром части захлопнулась, Зубов бросил на пол злополучный каблук вместе с проклятой зелёнкой и взорвался:
— Твою мать!! Какой… мудак… всё это… оставил в тумбочке! Фомин!
— Я, товарищ капитан!
Ротный пнул ногой лежащую рядом тумбочку:
— Чья тумбочка?!
— Соколова и Ходокова!
— Соколов?! — завопил капитан.
— Я! — отозвался Кузьма, предчувствуя недоброе.
Предчувствия его, как говорится, не обманули. Зубов подошёл вплотную и выхватил из своего кармана банку тушёнки.
— Это чьё? — он сунул банку под нос подчинённому.
— Моё, товарищ капитан!
— Это хорошо, что я успел от командира части спрятать! Откуда она у тебя, рядовой?!
Кузьма героически промолчал. Зубов повернулся к старшине роты:
— Товарищ прапорщик, откуда у твоего солдата тушёнка?!
Шматко откашлялся, бочком подбираясь поближе.
— Разрешите взглянуть, товарищ капитан!
Получив в руки банку, он повертел её в руках:
— Откуда она у тебя, Соколов?!
Такой подлянки от прапорщика Кузьма не ожидал. Ему стало обидно.
— Так… э-э… вы же мне сами… — начал он.
Закончить ему Шматко не дал. Он повысил голос, перебивая обиженное бормотание рядового:
— Что ты мычишь, как корова?! Я русским языком спрашиваю — где взял тушёнку?!
Потрясённый солдат снова попытался раскрыть рот. Но ему не удалось вставить ни слова.
— Молчишь?! А я знаю!. — завопил прапорщик. — Посылка из дому пришла!. А тушёнку заныкал в тумбочку! С товарищами не поделился!! Так?!
Кузьма Иванович понял, что признаваться, откуда взялась проклятая банка, нельзя. Он покраснел и смолчал. Прапорщик с нажимом спросил:
— Я спрашиваю, так или нет, товарищ солдат?
— Так… — тихо ответил Кузьма.
Шматко облегчённо выдохнул:
— Ну вот!. Товарищ капитан, разрешите наказать своей властью?!
Ротный махнул рукой:
— Валяй!
— Рядовой Соколов! Объявляю вам два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди, — еле слышно произнёс солдат.
По окончании разноса личный состав засуетился, ликвидируя разруху, оставшуюся после наведения порядка полковником Бородиным. Капитан Зубов помчался домой, к дочке. Шматко завёл Кузьму к себе в каптёрку. В руках прапорщик держал всё ту же злополучную тушёнку.
— Ты, Соколов, хоть и умный, но дурр-ра-а-к… — сказал он. — Такое чувство, что ты периодически мозги отключаешь. Это ж додуматься…
Целую банку тушёнки в тумбочку засунуть! Ты бы ещё её… вообще её…
Куда-нибудь на тумбочку поставил!
Обиженно молчащий объект воспитания вскинулся:
— А куда мне было её деть?
— В себя, Соколов, в себя! Как у нас в армии… Дают — жри, бьют…
Отставить! В нашей армии не бьют!.
— Не успел я съесть…
— А в тумбочку запихать успел? Меня в какое идиотское положение поставил? Я ему… как человеку… банку тушёнки от души оторвал! А он… — Шматко посмотрел в лицо Кузьме. — Из-за нарядов дуешься? А что я, по-твоему, должен был сделать? Ты мне ещё спасибо должен сказать! Если б не я, ротный бы тебя так вздрючил! У него власти, между прочим, поболее моей будет! Да не молчи ты так!!
Кузьма Иванович представил себе, как интересно проведёт ближайшие двое суток за чисткой туалетов, и без особой сердечности выдавил:
— Спасибо, товарищ прапорщик…
Ранним субботним утром в автопарке было малолюдно. То есть из людей там имелся всего-навсего младший сержант Фомин. Ну и ещё — «дух» по фамилии Медведев. Они стояли перед автомобилем марки «УАЗ». Автомобиль тоже стоял и не собирался ни ехать, ни вообще подавать признаки жизни. Рядовому Медведеву на этот прискорбный факт было глубоко плевать. Но товарищ младший сержант придерживался противоположного мнения. Он не стал скрывать свою гражданскую позицию и прямо сказал: