Мимо проходит лодка губернатора Южной Гренландии, возвращающегося из экспедиции. Они окликают команду и сообщают с борта новости. Три лодки полным ходом идут в Нарсак.
Я только что кончил обедать в доме начальника торгового пункта. Обед был хороший. Мы пили шнапс и пиво. Сейчас сидим, прихлебывая бренди, и курим большие сигары. Мы веселы и довольны. Внезапно в гавань входит на всех парах эскадра правительственных судов, и я бегу встречать их, восторженно приветствуя взмахами флага.
Представители власти смотрят на меня с изумлением:
— Странный человек, товарищи его мертвы, а он смеется.
Они сходят на берег.
Губернатор мистер Ольдендов, чрезвычайно красивый мужчина в военной форме, обходительный джентльмен, скорее, думается, похож на придворного, чем на губернатора отдаленной области. Если б я знал!
Мистер Симони, пожилой, склонный к полноте и грусти, — человек такой доброты, что она излучается из него отовсюду. Пожимаешь ему руку, как старому, дорогому другу.
Доктор Борресен. Этот себе на уме и, обмениваясь со мной формальным приветствием, подмигивает.
Я рассказываю свою историю по-английски. Они все хорошо владеют этим языком.
— Так, — говорит губернатор, — А у вас есть разрешение высадиться в Гренландии?
Разрешение на жизнь, разрешение на смерть! Когда меня выставили из Ньюфаундленда, то заставили получить разрешение на выезд.
Что ж, разрешение у меня было: и разрешение, и: паспорт, и аккредитив, и наличные. И когда все было улажено, мы взошли на борт, чтобы отправиться в Караяк.
XVII
Труба Гавриила. 17–18 июля
Мы отплываем воскрешать из мертвых. Что может быть хуже этого, кроме похорон? Воскресшая жизнь, любовь, ненависть, кости. То, что уже сделано, отжито, кончено, чего лучше уж не трогать, снова вытаскивается на свет. Упаси меня боже от этого! Покончим с неприятным делом.
— Мы заставим его всплыть! — говорит губернатор, глядя на высокую мачту бота «Дирекшн», выступающую из воды.
До конца отлива еще пять часов, в Нарсак за бочками отправляется моторная лодка.
Двадцать два гренландца сидят на камнях, избивая комаров.
— Гренландцы, идите угощаться!
Они, толкаясь, идут в лагерь, ухмыляются, смеются. Здесь разложены запасы с «Дирекшн»: горох, фасоль, рис, кофе, чай, кукурузная мука, овсяная мука, пшеничная, масло, мешки, банки, куски и обрезки всякой всячины. Они набрасываются, толкая друг друга, как дети, на все, что мы выкладываем.
«Это вам, это нам. Вам, нам; вам, вам, вам — нам».
Дележ продолжается до тех пор, пока у каждого не оказывается такая куча, что она не умещается в каяке. Вот мы доходим до того, что сохранилось из игрушек, привезенных для них, — маленький деревянный рожок. Они чуть не передрались из-за него. Наконец счастливец, выбравшись из свалки, отбегает на несколько шагов и дудит в рожок. Он издает забавный, слабый, писклявый звук, и все ревут от восторга.
Тогда я достаю свою серебряную флейту и играю для них. Я играю «Ах, мой милый Августин», и все двадцать два гренландца поют хором. Затем я пою с переливами на тирольский лад. Вот это вещь!
А время идет, начинается отлив, и возвращается стрекочущая моторка, груженная пустыми бочками. Палуба «Дирекшн» уже выступает над водой.
— Наполните бот бочками, — приказывает губернатор.
Вталкивают бочки через передний люк одну за другой, пока выпотрошенные помещения под палубой не наполняются, сверху к бочкам веревками привязывают планки. Все готово, остается ждать, ждать прилива. И прилив медленно поднимается.
К носу и корме бота, к верхушке мачты привязывают канаты и крепят их к моторным лодкам. Начинают тянуть. Лодки тянут, канаты напрягаются, но бот не двигается. Зеленая вода взбивается в белую пену. Еще раз и еще. Раскачивают бот за верхушку мачты. И вдруг он начинает двигаться. Полный ход вперед! Бот скользит. Тяните не останавливаясь, тяните все!
Как будто со вздохом — «Ну что ж, раз уж я должен опять жить» — «Дирекшн» ослабляет свою схватку со смертью и соскальзывает с уступа скалы.
Бот на плаву!
XVIII
Прощай, «Дирекшн»!
Еле отбуксировали в Готхоб с трудом державшийся на плаву, осевший в воду по самую палубу разбитый бот. Там его пришвартовали у берега, прождали почти до полуночи наступления прилива и тогда вытащили на сушу. Корпус бота, с которого стекала вода, медленно пополз по слипу; наклонился на левый бок и, наконец, сильно накренившись, остановился высоко на берегу.