— Больно же, — проскрежетал он зубами сквозь боль.
— Верно — больно, — кивнул я. — Но зато надолго запомнишь. Ты же не подумал вчера о том, что стало бы с моими родителями, если бы ты меня пришил. А вот представь, если ты в какой-нибудь из драк сам погибнешь, каково будет твоим матери и отцу? Что они почувствуют? Кирюх, убить человека всегда просто, а вот из могилы его уже не вернуть никак — хоть разбейся. Так что заканчивал бы ты уже дурью маяться и за голову брался, — посоветовал я ему напоследок.
— Да понял я всё! — Кирилл с трудом выпрямился и поправил свою кепку-восьмиклинку. — Мог бы и не бить лишний раз. Одного только понять не могу, как ты так хорошо драться научился? Раньше вроде на деревенских сходках не особо отличался.
— Так я к военному училищу готовлюсь, — ответил ему просто и пошел дальше, чтобы не опоздать.
Выхожу за околицу на главную дорогу, а там обшарпанная остановка с облезлой краской, где даже скамеек нет. Уже столпилась кучка деревенских разных возрастов — видимо, тоже по делам в райцентр собрались. Но среди знакомых лиц я приметил и физиономию друга.
— Здорово, Мишка, тоже дела какие в центре? — протянул я ему руку.
— Здорово, Сенька. Свечи зажигания надо для «Явы» купить. Да еще вон тетке своей ведро картошки отвезти, — кивнул он на ведро возле его ног. — Ну а тебе туда зачем?
— Да медкомиссию перед поступлением пройти и за продуктами зайти.
— Так давай, что ли, потом встретимся возле ДК и в кино сходим? Освободишься ведь до вечера? — предложил Миша.
— Надеюсь, успею — мне как раз мать рублевку с собой на кино дала.
— Ну всё, тогда договорились, в шесть сеанс начинается, там и встретимся ближе к этому времени, — обрадовался друг.
А вскоре к остановке подъехал пазик. Из-за ржавчины он больше рыжий, нежели белый. Мы с Мишаней, заплатив за проезд по пятнадцать копеек, уселись на заднее сиденье и покатили в райцентр. Автобус собирал по пути чуть ли не все ухабы на дороге, так что у друга часть картошки высыпалась, ведь ведро было с горкой. Он потом ползал и собирал её по полу, с ворчанием отзываясь о матери, что она так его нагрузила. Ехали мы недолго — до района было километров двадцать от силы. Там мы с Мишкой разошлись в разные стороны.
Я, не теряя времени, двинул прямиком в местный военкомат — воспоминания помогали искать нужное место. В военкоматах проходят как раз военно-врачебные комиссии перед поступлением в военные училища. Он располагался в самом центре, в двухэтажном здании довоенной постройки с красным флагом над входом, и я решил идти к нему через парк по аллее. Кустарники там были красиво подстрижены, и в такую погоду гуляло много народу.
Но мой взгляд остановился на женщине в чёрно-белом платье в горошек. Оно чем-то походило на платье моей жены. Женщина в панамке катила перед собой коляску. Я так пристально смотрел на неё, что она, заметив это, поспешила пройти мимо. Вот же я осёл — напугал её, наверное. Подумала явно, что какой-то ненормальный.
Однако мне мою семью уже не вернуть, как бы я ни старался. А остаётся мне только закончить училище, потом после него точно в армию отправят, как это обычно бывает, ведь здесь я ещё не служил, а лишь школу окончил. Ну и войну, наверное, застану — в Афганистане дела неспокойные…
Вздохнув, я побрел дальше и увидел передвижную тележку-холодильник с мороженым. Подошел, окинул взглядом ценники — не по карману мне такая роскошь, ведь надо еще оставить на кино и перекус. Но соблазн оказался сильнее. Самым дорогим было эскимо на палочке в шоколаде за двадцать восемь копеек. Я же выбрал «Ленинградское» — за двадцать две копейки.
Усевшись на скамейку, принялся за лакомство. Солнце, пробиваясь сквозь листву, било прямо в глаза, заставляя щуриться. Вокруг разливалась симфония городского парка: цокот женских каблуков по асфальту, заливистый детский смех, басовитые мужские голоса и редкий собачий лай. Где-то вдалеке играло радио — доносились звуки популярной песни «Надежда» в исполнении Анны Герман. В глазах плясали ярко-желтые солнечные зайчики. Я прикрыл веки и представил свою дочку Аленку — словно она рядом, словно всё, что случилось потом, — лишь дурной сон, не более.
Вот она сидит на скамейке, улыбается, болтает ножками. Её пухлые щёчки при улыбке делают её похожей на забавного хомячка. Сидит нарядная, с бантами на голове, в платьице с пышным подъюбником, какие Лара ей часто покупала. Я щекочу её подмышками, а она хохочет до упаду, даже прихрюкивает от смеха. Удивительная она была — один взгляд на неё поднимал настроение. От мороженого Аленка сейчас точно не отказалась бы — та еще сладкоежка.