— Молодец! — Петренко резко развернулся к радисту. — Толик, бей в эфир — задача выполнена, завал ликвидирован, потери минимальные.
Усевич застрочил в рацию и через минуту поднял голову.
— Товарищ старшина, приказ — возвращаемся на базу. Вертушка с ранеными уже в воздухе.
Когда же они загружались в БТР, Димка прижался к Кириллу.
— Спасибо, что помог.
— Да брось ты, — Козлов закурил дрожащими пальцами. — Мы же клялись — все домой вернемся. Все до одного.
Гриша тем временем молча возился с пулеметом, но Кирилл видел — у того руки ходуном ходят. Даже железные парни ломались под этим прессом.
— Мужики, — старшина заговорил, когда БТР рванул с места, — сегодня фарт был с нами. А завтра опять в пекло полезем. Запомните раз и навсегда — мы сюда приехали не подыхать. Мы здесь для того, чтобы дело сделать и домой вернуться. Живыми и здоровыми.
Кирилл уставился в бронированное окошко на проплывающие скалы. Каждый день здесь — как экзамен. На прочность, на братство, на готовность подставить грудь за товарища. И пока они держались кучей, пока прикрывали спины друг другу — шанс увидеть родную землю оставался. БТР грохотал по серпантину, уносясь от места боя. А Кирилл мечтал только об одном — провалиться в сон и забыть этот чертов день хотя бы на несколько часов…
Глава 18
Индия
Октябрь
1984 год
В Дели висел густой утренний туман. Индира Ганди по привычке поднялась с рассветом. Зеркало отразило лицо женщины, которая шестнадцать лет держала Индию в железных объятиях власти. Морщины на ее лице залегли еще глубже после «Голубой звезды» — операции в Золотом храме, которая расколола страну пополам.
— Мадам, завтрак подан, — прошептал слуга у порога, не смея переступить черту.
— Рам, передай охране — через полчаса выхожу. Устинов ждет интервью в саду.
В караульной комнате тем временем сикхские телохранители Беант Сингх и Сатвант Сингх обменялись взглядами. Беант служил девять лет — верой и правдой. Теперь его кулаки сжимались сами собой. В глазах плясал тот же огонь, что жег сердца тысяч сикхов после осквернения святыни.
— Брат, час пробил? — выдохнул он на панджаби.
— Пробил. За народ. За храм, — голос молодого Сатванта дрожал, как натянутая струна.
А в 9:15 утра Индира Ганди вышла из резиденции на Сафдарджанг-роуд. Ярко-оранжевое сари полыхало вызовом — цвет, который сикхи восприняли как плевок в лицо. Питер Устинов ожидал в саду, готовый к съемкам.
— Доброе утро, миссис Ганди, — поклонился британский актер и режиссер. — Начнем?
— Мистер Устинов, вчера в Ориссе я сказала странные слова — «Неважно, жива я или мертва — Индия будет жить вечно». Сама не знаю, откуда они взялись.
Дорожка которая вела к павильону казалась бесконечной. Беант Сингх замер у калитки, рука инстинктивно легла на кобуру. Премьер-министр приблизилась. Он сложил ладони в «намасте».
— Сардарджи, — кивнула она, используя почтительное обращение.
Но Беант выхватил револьвер и произвел три выстрела в упор. Оранжевое сари впитало кровь, как промокашка чернила. И Сатвант Сингх тут же полоснул очередью из автомата — тридцать пуль за секунды.
— Халистан зиндабад! — взревел Беант, вскидывая руки к небу.
Питер Устинов окаменел на месте — реальность рухнула, как декорации. Охранники ринулись к месту покушения, но поздно. Через минуты Беанта застрелили на месте, а Сатванта скрутили. А в больнице Всеиндийского института медицинских наук врачи боролись за жизнь премьер-министра. И в 14:20 битва была проиграна. Раджив Ганди прилетел из Западной Бенгалии с лицом цвета мела. Но перед журналистами он держался, как мог.
— Мать отдала жизнь за единство страны. Прошу всех граждан Индии — сохраняйте спокойствие. Не дайте ненависти растоптать то, за что она умерла, — однако слова повисли в воздухе — Индия уже горела в кипящей ярости.
К вечеру толпы индусов хлынули на улицы — кровь требовала крови сикхов. В Трилокпури торговец Гурдип Сингх спускал железные жалюзи своей лавки, когда до него донеслись приближающиеся крики.
— Убийцы! Предатели! Смерть сикхам!
— Папа, что случилось? — двенадцатилетний Манприт выглянул из-за прилавка, в глазах мальчишки плескался страх.
— Беги домой! Сейчас же! — Гурдип толкнул сына к черному ходу. Он знал — начинается то, от чего холодел его желудок последние месяцы.
Толпа хлынула на улицу с железными прутьями и канистрами бензина. Впереди орал местный активист Конгресса, размахивая руками, словно дирижер смерти.