— Они убили нашу мать! Индира-джи больше нет! Покажем этим псам, что значит поднять руку на Индию!
Дома сикхов вспыхивали один за другим. Мужчин забивали насмерть, женщин волочили в переулки. Полиция либо курила в сторонке, либо сама хватала дубинки.
А в доме Гурдипа семья заперлась в задней комнате. Симран прижимала к груди дочь, губы ее беззвучно шевелились.
— Вахегуру, защити нас. Вахегуру, дай нам дожить до рассвета.
— Мама, за что они нас ненавидят? — всхлипывала маленькая Харприт. — Мы же никого не убивали.
— Тише, дети. Все пройдет, — солгала мать, слушая, как топот сапог приближается к их двери.
Снаружи загрохотали удары, затем треснуло дерево. Гурдип выхватил кирпан — ритуальный нож сикхов — и загородил собой семью.
— Если меня убьют, запомните — я умер за вас. И запомните — не все индусы звери. Среди них есть наши братья.
Дверь взорвалась щепками, в проем хлынули люди с факелами, но их остановил крик.
— Стоять! Эта семья под моей защитой!
В дверях стоял их сосед-индус Ашок Шарма с тремя друзьями. В руках у них были лопаты и молотки.
— Ашок-джи… — выдохнул Гурдип, не веря глазам.
— Гурдип-бхай, ты мой брат. Кто тронет тебя, получит от меня, — твердо сказал Ашок, преграждая путь толпе.
— Сгинь, Ашок! — главарь погромщиков оскалился. — Или мы и тебя запишем в предатели!
— Попробуйте, — спокойно ответил Ашок. — Только знайте — завтра вы будете плевать себе в лицо за то, что творите сегодня. Индира Ганди боролась за единую Индию, а вы рвете ее на куски.
Толпа заколебалась, но потом отхлынула — искать жертв полегче. И эта резня бушевала три дня. Официально убили 2800 человек, но реальные цифры зашкаливали. Сикхские кварталы превратились в пепелища, тысячи семей остались под открытым небом. В крематории же Радж Гхат, где пылало тело Индиры Ганди, столпились миллионы. Дым поднимался к небу, смешиваясь с горем и яростью толпы. Раджив Ганди — теперь уже премьер-министр — произнес фразу, которая врежется в память поколений.
— Когда падает большое дерево, земля содрогается.
Слова повисли в воздухе, как приговор. Толпа поняла их по-своему — как благословение на месть. Но среди моря лиц мелькали и другие — те, кто видел правду — одна смерть породила тысячи.
А в стороне от бушующей толпы стоял старый сикх Джасвант Сингх. Погромы отняли у него двух сыновей. Слезы стекали по изборожденным морщинами щекам и терялись в седой бороде.
— Индира-джи… — прошептал он, глядя на дым. — Что же ты наделала? Что же мы все наделали…
Индия раскололась в тот день навсегда. Рана, вспоровшая душу страны, будет сочиться кровью десятилетиями — напоминая о том, как тонка грань между цивилизацией и зверством, между соседом и палачом.
Декабрь
1984 год
Зимний ветер выл в голых ветвях вязов, словно призрак прошлых войн, окружавших загородную резиденцию британских премьер-министров. Маргарет Тэтчер замерла у окна своего кабинета в Чекерс, наблюдая, как черный автомобиль медленно вползал по подъездной аллее, словно стальной зверь, несущий судьбу. Ее пальцы — эти пальцы, подписывавшие приказы и ломавшие карьеры, — нервно теребили жемчужную нить. Железная леди дрогнула.
— Премьер-министр, — секретарь просочился в кабинет, как тень, — господин Горбачев прибыл.
Тэтчер выпрямилась, будто солдат перед атакой. В зеркале отразилось лицо женщины, которая знала — сегодня решается, останется ли мир или рухнет в ядерный ад.
Михаил Сергеевич Горбачев выбрался из автомобиля и окинул взглядом величественное здание XVI века — камни помнили Кромвеля и Черчилля. Рядом маячила кнебольшая свита. Но Горбачев был иным — в его движениях билась энергия человека, готового взорвать устоявшийся мир.
В главном холле Чекерс столкнулись два мира. Тэтчер протянула руку первой — жест, который стоил ей немалых усилий. Горбачев сжал ее ладонь, и в этом рукопожатии прозвучал вызов всему, во что они верили.
— Добро пожаловать в Чекерс, господин Горбачев. — Голос Тэтчер звенел, как сталь о сталь. — Надеюсь, Аэрофлот не разочаровал?
— Благодарю, миссис Тэтчер, — Горбачев улыбнулся, но глаза остались холодными. — Честь оказаться в стенах, где вершилась история Британии.
Гостиная встретила их треском камина и ароматом чая. Домашний уют — маска, скрывающая схватку титанов.
— Михаил Сергеевич, — Тэтчер разливала чай, каждое движение выверено, как удар рапирой, — скажу прямо — наши страны балансируют на краю пропасти. Но я верю — даже враги могут найти общий язык, если на кону судьба человечества.