— Завтра военная топография, — буркнул я. — А ты лучше азимуты повтори, не то майор тебя в порошок сотрет.
Пашка же — наш местный педант, тем временем аккуратно складывал форму на табуретке. Каждая складка идеальна, каждая пуговица на месте.
— Сеня прав. Майор вчера предупредил — будет спрашивать без жалости. Особенно после истории с четвертым курсом.
— Да какая там история! — Колька мрачно ухмыльнулся. — Старшаки совсем оборзели.
Я отшвырнул книгу — то, что творилось последние дни и правда переходило все границы. Четверокурсники открыто издевались над нашим взводом, прикрываясь статусом выпускников. Но только я подумал об этом, дверь казармы распахнулась с треском.
— Семенов! К ротному, марш-марш!
Сердце ухнуло в пятки. Я быстрым шагом помчал в штаб. В коридоре опять въедливо воняло хлоркой. Капитан Дубов сидел за столом, уткнувшись в документы. Усталость лежала на его лице, как пыль на старой мебели.
— Товарищ капитан, курсант Семенов по вашему приказанию прибыл!
— Вольно, Семенов. Садись, — он поднял глаза — тяжелые, измученные. — Знаешь, зачем вызвал?
— Никак нет, товарищ капитан!
— Не валяй дурака. Вчера в столовой случился инцидент между твоим взводом и четвертым курсом. Колись, как было дело.
В горло пересохло — вчера старшак Щукин с корешами заставлял Пашку отдать свой ужин. А когда тот отказался, его начали унижать при всех. Ну я не выдержал и вмешался.
— Товарищ капитан, курсант четвертого курса Щукин нарушил устав, требуя от младшего…
— Стоп! — Дубов поднял руку, словно останавливал танк. — Щукин подал рапорт. Пишет, что ты его оскорбил и толкнул. Серьезное нарушение дисциплины, Семенов. Понимаешь, что тебе грозит?
Кровь ударила в виски — исключение за два года до выпуска — это бред.
— Товарищ капитан, разрешите объяснить ситуацию полностью?
— Говори. Только правду, без прикрас.
И я выложил все как на духу. Как Щукин с подельниками устроили настоящий террор, унижали ребят, заставляли выполнять личные поручения, чистить их сапоги. Как вчера дошло до того, что начали отбирать еду.
Дубов слушал молча, лишь изредка кивая. И когда я замолчал, тяжело вздохнул.
— Понятно. Но факт есть факт — ты поднял руку на старшего по званию. По уставу это…
— Товарищ капитан! — в дверь неожиданно постучали. — Разрешите войти?
— Входи, Зайцев!
Прапорщик вошел с пачкой бумаг в руке.
— Товарищ капитан, поступили еще четыре рапорта от курсантов второго курса на действия Щукина и его группы. Плюс свидетельские показания первокурсников.
И лицо Дубова потемнело — он быстро пролистал документы.
— Семенов, возвращайся в казарму. Завтра утром жду полный письменный отчет. И передай своим — никаких самосудов! Все через командование.
В казарме ребята ждали, как приговоренные.
— Ну что? — Колька сжал кулаки. — Исключают?
— Пока нет. Но дело серьезное — капитан требует отчет.
— А если Щукин со своими придет мстить? — Леха грыз ногти. — Они же знают, что мы настучали.
— Не настучали, а восстановили справедливость, — отрезал Пашка. — Устав для всех одинаков.
Он прав — у нас не было выбора. Тяжко было тягаться с четвертым курсом. И даже третий курс помочь нам не мог — у них свои проблемы были с учебой перед каникулами. Поговорили мы так немного об этом и легли спать. Но ночь прошла тревожно — каждый шорох в коридоре заставлял вздрагивать. Утром же на построении атмосфера накалилась до предела. Четверокурсники бросали злобные взгляды, но мы держались кучно, готовые ко всему.
А после завтрака меня снова вызвали к Дубову. В кабинете же еще сидел подполковник — замначальника училища по воспитательной работе.
— Семенов, — начал подполковник, — дело приобрело серьезный оборот. Провели служебное расследование. Курсант Щукин и трое его сообщников отчислены за грубые нарушения воинской дисциплины и издевательства над младшими курсантами.
И у меня с плеч свалился огромный груз.
— А ты, Семенов, получаешь благодарность за принципиальную позицию и защиту товарищей. Но запомни — в следующий раз сначала обращайся к командованию. Понял?
— Так точно, товарищ подполковник!
В казарме же ребята не сразу поверили, что новости хорошие. Но вскоре Колька расплылся в улыбке.
— Вот это да! Справедливость восторжествовала!
— Теперь можно спокойно готовиться к каникулам, — облегченно вздохнул Пашка.
— И к экзаменам, — пробурчал Форсунков. — А то еще можем вылететь за неуспеваемость!