А на следующий день произошёл эпизод, который потом назовут поворотным моментом всей встречи. Во время короткой паузы Рейган предложил прогуляться по саду. Женевский ноябрь был прохладен и прозрачен, над озером висел лёгкий туман, а вдалеке белели Альпы.
— Михаил, — впервые перешёл на имя Рейган, — позвольте рассказать одну историю. Когда я был губернатором Калифорнии, часто летал на вертолёте над Лос-Анджелесом. Смотрел вниз и думал — миллионы людей живут своей жизнью, мечтают о счастье для семьи. Русские, американцы, китайцы… Разве наши мечты так уж различны?
Горбачёв шагал рядом молча. Его лицо стало задумчивым, даже жёстким.
— Рональд, — произнёс он наконец, — в детстве я жил в деревне на Ставрополье. Мой дед прошёл через гражданскую и Великую Отечественную войны. Он говорил — «Миша, война — это когда матери плачут на всех языках одинаково». Я никогда этого не забывал.
Они остановились у перил террасы. Внизу лежало озеро, за ним — снежные пики. Протокол исчез и остались только два человека с грузом мира на плечах.
— Михаил, — Рейган говорил тихо и твёрдо, — несмотря на все разногласия, я верю в вашу искренность. Я готов работать вместе ради мира.
— Рональд, — ответил Горбачёв без тени улыбки, но с какой-то новой теплотой в голосе, — эта встреча уже изменила многое. Мы показали миру — диалог возможен. И это только начало.
А когда переговоры завершились, то оба знали — ни одна проблема не решена до конца. Но главное уже произошло — рухнула стена недоверия между двумя сверхдержавами.
В итоговом же коммюнике прозвучали привычные дипломатические формулы — о продолжении диалога, новых встречах, стремлении к миру. Но журналисты уловили главное — надежду… Надежду на перемены. И когда самолёты Рейгана и Горбачёва взмывали в небо над Женевой, оба лидера знали — они ещё встретятся. И тогда разговор будет уже не о противостоянии, а о будущем всего мира.
Тем временем
Стерлинг сидел в своем номере, склонившись над диадемой царицы Библоса, словно над картой затонувшего мира. Лампа бросала тусклый, желтоватый свет, и древнее золото вспыхивало в его ладонях призрачным пламенем. Камни в оправе мерцали, будто хранили в себе память о звездах, давно исчезнувших с неба. Он провел пальцем по тонким завиткам орнамента — металл был ледяной, неподкупный, как сама вечность.
— Черт побери… — выдохнул он, и голос его утонул в шелесте старого ковра. — Это же совершенство…
В углу комнаты, как черная глыба страха, стоял саркофаг Ахирама, накрытый тяжелой тканью. Даже под покрывалом он источал тревогу — давящую, липкую, почти осязаемую. Стерлинг пару раз подходил ближе, но каждый раз спина покрывалась мурашками, а ноги сами несли его прочь. Казалось, саркофаг смотрит на него сквозь века.
Но вдруг раздался стук. Стерлинг вздрогнул так, что чуть не уронил диадему. Он молниеносно спрятал ее под платком.
— Кто там? — его голос прозвучал резче, чем хотелось бы.
— Room service, сэр, — отозвался кто-то за дверью с легким немецким акцентом.
Стерлинг нахмурился — он не ждал никого. Подкрался к двери и осторожно заглянул в глазок — двое в униформе отеля стояли плечом к плечу. Но что-то в их взглядах было не от мира сего — слишком прямые спины, слишком жесткие лица.
— Я ничего не заказывал, — сказал он сквозь дверь.
— Руководство попросило нас проверить сантехнику, — ответил один из них, улыбаясь уголками губ. — Имеются жалобы на протечку от соседей.
Стерлинг почувствовал, как внутри все сжалось в тугой узел. Инстинкт вопил — «Беги!», но разум твердил — «Паранойя». Кто вообще мог знать о находках? Он приоткрыл дверь на цепочке — и тут же в щель скользнул ствол пистолета.
— Откройте полностью, герр Стерлинг, — ледяной голос высокого блондина хлестнул по нервам. Его глаза были цвета зимнего неба. — Без глупостей.
Стерлинг медленно снял цепочку. В комнату вошли оба — блондин и его темноволосый напарник. Под отельными куртками угадывались дорогие костюмы — слишком элегантные для простых служащих.
— Кто вы такие? Чего вам надо? — Стерлинг пытался держать себя в руках, но голос предательски дрожал.
— Клаус Вебер, — представился блондин, сбрасывая фальшивую униформу на пол. — А это Ганс Мюллер. Мы действуем… в частных интересах.
— Я вас не понимаю…
— Не тратьте наше время, герр Стерлинг, — Вебер усмехнулся уголком рта. — Мы знаем о ваших покупках. Диадема Библоса. Саркофаг Ахирама. Очень редкие вещи… для ценителей с определенными вкусами.
Стерлинг почувствовал холодный пот на лбу.