— Ты как это делаешь, Сень? Как будто родился в этой железяке.
— Просто слушаю её, — пожал я плечами. — Машина сама подсказывает, если уши не затыкать.
Следом настала очередь Лёхи. Он полез в люк, а я видел — руки дрожат так, что даже рычаги жалко. Завёл двигатель, но тот закашлялся и заглох на первом же подъёме.
— Форсунков! — взревел Зудин так, что птицы вспорхнули с проводов. — Ты сцепление отпускаешь или бросаешь его к чёртовой матери⁈
Лёха попробовал ещё раз и опять заглох. Уши у него пунцовые — значит, парень на грани.
— Разрешите показать? — обратился я к прапорщику.
— Давай уже, спаситель техники! — Зудин махнул рукой.
Я залез рядом с Лёхой в тесный люк.
— Слушай внимательно, — сказал я ему тихо. — Сцепление — это не выключатель. Это живая связь между двигателем и гусеницами. Чувствуешь момент? Вот сейчас плавно добавь газу. Не дёргайся, а будто кота гладишь. Лёха кивнул и попробовал снова. Машина послушно тронулась и взяла подъём. На лице у него расползлась настоящая улыбка.
— Получилось! Спасибо тебе, Сень!
— Рано радуешься, — хмыкнул я. — Впереди ещё спуск.
Но Лёха справился и со спуском — не идеально, но главное без ошибок. Это был его маленький бой. Ну а после вождения нас согнали на лекцию по боеприпасам и взрывчатым веществам. Майор Третьяков — сухой человек с жёстким взглядом и шрамом на щеке рассказывал нам о новых типах снарядов. Его голос был твёрд и резок, как затвор автомата.
— Запомните, если ошибся с боеприпасом, то второго шанса не будет ни у вас, ни у ваших подчинённых…
Мы слушали внимательно. Теперь каждая минута учёбы пахла не только потом и соляркой, но и будущей ответственностью.
— Товарищи курсанты, — майор Третьяков чеканил слова, словно отдавал приказы на плацу, — кумулятивный снаряд БК-14М устроен иначе, чем обычный осколочно-фугасный. Смотрите сюда! — он ударил указкой по схеме на доске. — Воронка из меди формирует узкий поток взрывных газов. Такой заряд прожигает броню до четырёхсот миллиметров толщиной.
Лёха сидел рядом, лихорадочно выводил каракули в тетради и косился на меня — явно тонул в технических подробностях. И я тихо придвинул к нему свою схему. Кружок, стрелка, подпись — всё просто.
— Смотри, — прошептал я, — тут не во все стороны бахает, а прямо в одну точку. Как будто не кулаком бьёшь, а шилом колешь.
В глазах Лёхи мелькнул проблеск понимания.
— А нам-то это зачем? — шепнул он. — Мы же артиллеристы, не танкисты.
— Потому что мы должны знать, что наши снаряды делают с целью, — ответил я. — Как иначе выбирать боеприпас под задачу?
— Семёнов! — майор резко обернулся. — Раз у вас такой живой интерес, объясните нам принцип действия подкалиберного снаряда!
— Товарищ майор! — я поднялся из-за парты. — Подкалиберный снаряд — это болванка с сердечником из вольфрама или обеднённого урана. Он плотнее стали и летит быстрее обычного снаряда. Броню пробивает не взрывом, а чисто кинетикой — скоростью и массой.
— Верно, — майор кивнул. — А почему такие снаряды эффективны против современной брони?
Я задумался на секунду и весь класс замер.
— Современная броня многослойная, с воздушными прослойками — она рассчитана сбивать кумулятивную струю. Но против быстрого и тяжёлого сердечника эта защита почти бесполезна.
— Молодец, Семёнов, — Третьяков одобрительно хмыкнул. — Садитесь.
Лёха же бросил на меня взгляд полный благодарности. Я уже знал, что здесь дружба — это не просто слово. В армии слабое звено может подвести всех. И я не хотел, чтобы моим слабым звеном стал кто-то из своих…
А потом мы после всех занятий спустились в курилку, где пахло сигаретами и старым кафелем. Коля вытащил помятую пачку, Паша налил чай из алюминиевого термоса — чудо советской техники, до вечера держит кипяток.
— Как собака устал, — Лёха растянулся на лавке и выдохнул дым к потолку. — И ведь только осень.
— Привыкай, — Паша хмыкнул. — Дальше будет веселее.
— Не веселее, а сложнее, — я усмехнулся. — Но прорвёмся. Не впервой же!
И мы переглянулись — молча, по-солдатски. Каждый понимал, что впереди ещё тысячи часов учёбы, марш-броски по грязи, ночные тревоги. Но вместе мы были сильнее любой брони.
В этой тишине было слышно, как за окном ветер мотал голые ветки, а где-то далеко залаяла собака. Обыкновенный вечер, но сейчас всё казалось острее, будто по нервам прошлись ножом. И я вдруг заговорил сам не свой.
— Был у меня друг в деревне. Борька… Вместе школу тянули, вместе дрались, вместе первый раз напились по-человечески… А потом я поступил сюда, а он в сельхоз. На ферме летом практиковался… — я замялся, сглотнул. — И этим летом Борька разбился прямо у меня на глазах. Выпил лишнего, сел за руль мотоцикла, на повороте не справился… Да шею свернул.