— Мы выросли, — пожал плечами Андрей и снова уткнулся в Боткина. — Мечты сейчас не по расписанию. Нам бы выжить.
За окном метель билась в стекло так же яростно, как её слова били в Андрея. И всё равно ни один из них не мог решиться сделать шаг навстречу другому.
Маша смотрела на склонённую голову Андрея — волосы у него лежали ровно, будто их пригладили мокрой ладонью, ни единого вихра. И вдруг перед глазами всплыло другое лицо… Коля Овечкин. Как странно — вспомнить его сейчас…
— А ты помнишь Колю Овечкина? — вырвалось у неё.
Андрей поднял взгляд и в его глазах мелькнуло что-то острое, колючее.
— Этого клоуна из твоей школы? Ну и что с ним?
— Он не клоун, — Маша удивилась, как быстро бросилась защищать того, кого не видела уже так давно. — Он был… живой. С ним всегда было интересно.
— Интересно… — Андрей скривил губы и фыркнул.
— Он умел смеяться, — Маша вдруг почувствовала себя маленькой. — И других смешить умел.
— Смех не спасёт, когда режешь грудную клетку, — отрезал Андрей. — Или ты хочешь мужа-шута? Весельчака, который не сможет прокормить семью?
Слово «муж» прозвучало как приговор. Маша почувствовала, как в ней закипает злость.
— А ты можешь? Обеспечить не только деньгами, но и теплом? Когда ты последний раз говорил мне что-то хорошее? Дарил цветы просто так?
— Цветы? — Андрей пожал плечами, будто объясняя прописную истину. — На цветы денег нет. Не у родителей же просить вечно. Они и так нам сильно помогают. А слова… Маша, мы взрослые люди. Какие ещё сантименты?
— Без них мы станем машинами, — Маша резко поднялась и шагнула к окну. За стеклом снег валил стеной — белый, густой, будто кто-то хотел стереть этот город с лица земли. — Даже снег красивый, а ты видишь только лавину переломов в травме и транспортный коллапс.
— Ладно, — Андрей захлопнул Боткина, будто ставил точку. — Говори прямо, что тебя не устраивает?
— Всё, — сказала Маша тихо. — Мы чужие! Ты приходишь домой, спрашиваешь про ужин, садишься за книги. А на выходных кино, и то ты мыслями в своих диагнозах.
— А о чём мне думать? — в голосе Андрея зазвенела сталь. — Как развлекаться? У меня есть цель — стать врачом. Настоящим врачом, а не балагуром. И ведь ты, между прочим, тоже им станешь.
— Но почему нельзя быть и тем, и другим? — Маша повернулась к нему — ее глаза блестели от слёз, но голос не дрожал. — Коля поступил в военное училище, но человеком остался.
— Опять этот Коля! — Андрей вскочил из-за стола. Теперь его рост казался не защитой, а угрозой. — Может, зря ты не вышла за него?
— Может, зря, — Маша ответила быстро и резко, как щёлкнула бы по лицу.
И тишина упала между ними. Андрей стоял со сжатыми кулаками у стола, а Маша смотрела сквозь него, будто его уже не было. За окном снег падал всё гуще и казалось, что в этой комнате тоже начинается метель, из которой дороги назад уже нет.
— Значит, так, — Андрей выдохнул, как будто из него выпустили воздух. — Если тебе со мной скучно, если ты жалеешь о своём выборе, зачем мы продолжаем этот фарс?
— Не знаю, — тихо сказала она. — Честно, не знаю.
А дальше дни тянулись вязко и мутно. Они жили рядом, но будто через стекло — «привет» утром, формальное «спокойной ночи» вечером. Андрей зарывался в учебники — Боткин, Сперанский, зелёные конспекты по терапии. А Маша ловила себя на том, что смотрит в окно и думает не о будущем, а о прошлом.
В памяти всплывал Коля Овечкин. Он не дарил ей гвоздики — денег не было. Но приносил смешные рисунки на полях тетради — то карикатуру на физичку, то зайца с портфелем. И по вечерам провожал до подъезда и целовал так, будто завтра война.
— Дура ты, Маша, — шептала она себе ночью в темноте, когда Андрей уже спал. — Променяла живого человека на правильного.
Но перемирие кончилось внезапно — как электричество на подстанции. После лекции по терапии Маша шла по коридору института — пахло мелом и мокрыми пальто. И вдруг увидела Андрея у окна — он стоял вполоборота к Лене Соколовой. Сначала Маша ничего не почувствовала — мало ли с кем он общается. Но потом заметила, как Лена смеётся звонко, бросает голову назад, а Андрей смотрит на неё так, как когда-то смотрел на Машу — внимательно, с азартом охотника.
— Андрей, ты же гений! Как ты все эти латыни запоминаешь? — Лена хлопала ресницами.
— Техника и тренировка, — Андрей вдруг заговорил мягко, почти по-другому. — Хочешь посмотреть мои конспекты? У меня дома целая система…
— Дома? — Лена прищурилась. — А жена не приревнует?
Андрей пожал плечами так, будто речь шла о пыльной вазе.
— Маша? Она занята своими делами. Мы ведь просто учимся.