Рейган наклонился к Горбачёву и сказал по-английски, негромко.
— Прекрасная музыка… Жаль только, что такая печальная.
— Все русские сказки грустные, мистер президент, — Горбачёв говорил негромко, словно признавался в семейной тайне. — В этом и есть правда жизни. Счастливые концы бывают только в американских фильмах.
Рейган усмехнулся, но в его глазах мелькнула тоска.
— А если мы попробуем написать счастливый финал для настоящей истории? — спросил он.
Горбачёв задержал взгляд на собеседнике. В усталых глазах Рейгана он увидел своё собственное отражение — измотанность от бесконечной холодной войны, жажду оставить детям мир без ядерной петли на шее.
— Попробуем, — выдохнул Михаил Сергеевич. — Только помните, что в русских сказках счастье всегда достаётся дорогой ценой.
Наутро же Красная площадь затаилась под тяжёлым снегом. Техники возились с микрофонами, охрана прочёсывала периметр, а журналисты нервно щёлкали затворами — весь мир замер в предвкушении. И в чёрной «Волге», мчащейся к Кремлю, Фалин перечитывал текст договора. Черняев рядом курил одну за другой и взгляд его метался по заснеженным улицам.
— Валентин Михайлович, — вдруг сказал он глухо, — мы сейчас стоим у истоков нового мира.
— Или на похоронах старого, — Фалин не поднял глаз от бумаги. — В сущности, это одно и то же.
Ну а после у Спасских ворот машина остановилась. И уже через несколько часов здесь встретятся двое. Два человека, способных одним словом стереть цивилизацию с лица земли. Но сегодня они собирались отказаться от части своей безумной силы. Фалин захлопнул папку с бумагами.
— Знаешь, что меня поражает? — произнёс он вполголоса. — Мы больше боимся мира, чем войны. К войне нас готовили семьдесят лет. А к миру — никто и никогда.
Черняев затушил сигарету.
— Значит, пора учиться, — бросил он коротко.
И сейчас они думали лишь об одном — скоро мир проснётся другим. Но станет ли он лучше или хуже… Никто ещё не знал.
Глава 14
Декабрь в Афгане — это когда понимаешь, что Бог либо забыл про эту землю, либо специально решил поиздеваться. Холод такой, что даже духи сидят по своим норам и не высовываются. А мы тут обеспечиваем огневую поддержку колоннам на трассе Кабул-Кандагар. Романтика, блин.
— Сенька, а ты думаешь, нас тут кто-то вспоминает? — спросил Овечкин. Он сидел на ящике, курил и смотрел на горы так, будто они ему что-то должны.
— Кто нас вспомнит, Коль? Мамки наши? Так они каждый день молятся, чтобы мы живыми вернулись. А остальные… — я махнул рукой в сторону заснеженных вершин, — остальные даже не знают, где этот твой Афганистан на карте найти.
Старшина Карим молча проверял прицел. Говорил он мало, но метко. Как стрелял, впрочем…
— Товарищ лейтенант, — обратился вдруг ко мне сержант Кузнецов, худой как щепка, но цепкий, — связь докладывает, колонна через полчаса будет в зоне нашей ответственности. Духи активизировались в районе высоты 1247.
— Понял, — кивнул ему, а затем крикнул рядовому. Тот еще зеленый как трава, но старательный. Слишком старательный, что меня и беспокоило. — Боекомплект проверил?
— Так точно! Все по норме!
Он был из тех солдат, которые думают, что война — это как в кино. Герои, подвиги, ордена. Я пытался его образумить, но как объяснишь восемнадцатилетнему пацану, что боевые действия — это когда твой лучший друг вчера был, а сегодня его нет, и никто даже не помнит, о чем вы последний раз говорили?
— Коль, а помнишь, как мы в училище мечтали попасть в «горячую точку»? — усмехнулся я, проверяя карту.
— Помню. Дураки были молодые. Думали, тут романтика, боевое братство, все дела. А тут… — Колька затянулся и выдохнул дым в морозный воздух, — тут просто стараешься каждый день не сдохнуть по глупости.
— Тоже мне мыслитель нашелся, — проворчал Карим, но в его голосе слышалась не злость, а что-то вроде понимания.
Радиостанция тем временем затрещала. Голос диспетчера был спокойным, но я уже научился различать нотки напряжения.
— «Молот», «Молот», я «Центр». Колонна под обстрелом в квадрате 4578. Требуется немедленная огневая поддержка. Цель — группа духов на высоте 1247, северный склон.
— «Центр», я «Молот». Принял. Работаем по цели.
Вот оно… Началось…
— Карим, — он был старше нас, но не по воинскому званию и я стал обращаться к нему просто по имени, — данные для стрельбы! Кузнецов, к орудию! Смирнов, подачу снарядов обеспечить!