— Помню. Дурацкие мечты.
— Не дурацкие. Просто… не наши, — он закрывает глаза. — Передай матери, чтобы много слез не лила… И что я ее люблю.
— Сам передашь, когда домой вернемся.
Но Колян больше не отвечает. Его дыхание становится все реже, реже… И останавливается. Так что теперь сижу я рядом с мертвым другом, а в голове одна мысль — зачем? Зачем все это? Зачем мы здесь, в этих проклятых горах, убиваем и умираем за идеи, которые понимают только в Москве?
Достаю пистолет… Ствол холодный, тяжелый. Подношу к виску. Одно движение пальца — и никаких больше вопросов, никакой боли, никакого очередного плена. Но тут вижу ее — Аленку, мою дочку. Чего…? Она стоит передо мной в своем синем платьице, волосы заплетены в хвостики, а глаза серьезные.
— Папочка, — говорит она тихо, — не надо этого делать. Ты еще можешь помочь другим дяденькам.
Моя рука дрожит. По щекам текут слезы — первые за много месяцев.
— Аленка, доченька…
— Ты сильный, папа. Ты должен жить.
Опускаю пистолет. И видение исчезает, но слова остаются. Я хватаю рацию.
— Борт, борт, говорит Гром-один. Прием.
— Гром-один, говорит борт. Слушаю вас.
— Готовьтесь к работе по координатам. Но сначала дайте мне пять минут — проверю, нет ли живых.
— Понял, Гром-один. Ждем команды.
Выглядываю из-за камня. В соседнем ущелье кто-то отстреливается. Короткие очереди, профессионально. Наши. Перебегаю под огнем. Там Кузнецов и еще парочка наших рядовых.
— Товарищ лейтенант! — радостно кричит сержант. — Думали, вы погибли!
— Рано хоронить, Кузнецов, — я указываю рядовым на сержанта и мы перебинтовав его рану на ноге, подхватываем на руки. — А теперь быстро отходим.
И мы бежим на вертолетный шум. За спиной воют реактивные снаряды — другой борт работает по моим координатам. А уж когда я доставил всех своих к вертолету, вернулся за телом Овечкина. Я наотрез отказался уходить без него. И когда только его тело было загружено, а земля уходила вниз, я четко для себя осознал — мне уже никогда не стать прежним, как бы не старался.
Мне впервые в жизни захотелось убивать… Что-то внутри сильно поменялось… Слишком сильно и я не был к этому готов.
Годами позже
Сижу в своей однушке, смотрю в окно на декабрьскую муть. Снег с дождем, грязь по колено, типичная русская зима девяносто третьего. Курю и думаю о жизни. Прошло уже четыре года, как меня из Афгана вывели, а я до сих пор считаю — скольких я там убил. Сначала убивал, потому что был таков долг, а потом уже убил с пребольшим удовольствием сам и стал самым настоящим убийцей. И все из-за того, что Овечкин тогда погиб…
Но хватит об этом… Батя вот вчера опять мне звонил из Березовки, ворчал на меня за то, что военную карьеру забросил. Я ведь после Афгана отслужил в другой части положенный оставшийся срок и покончил с этим. И батя говорит, что это позор семье — мол, офицер должен служить до конца. А я ему что отвечу? Что я уже не тот человек, который уходил в армию? Что убийства меня переделали так, что теперь мне плевать на все эти условности?
Деньги же у меня есть, и немалые. Ставки на бокс — дело прибыльное, когда знаешь результаты наперед. Родителям дом отремонтировал, матери Кольки помог — совесть чиста. А что дальше? Вот тут-то и появился Витек Морозов.
Звонок раздался ровно в девять вечера. Я уже лег спать, но трубку взял сразу — привычка военная.
— Сенька, это Витек. Помнишь меня?
Еще бы не помнить. Витек Морозов, лейтенант, связист. Я его под конец боевых действий из-под обстрела в Панджшере вытащил, когда душманы нас накрыли. Сам пулю в плечо схватил, но парня спас.
— Помню, Витек. Что случилось?
— Встретиться надо. Дело есть интересное.
— Какое дело?
— По телефону не скажу. Завтра в семь вечера, кафе «Москва» на Тверской. Придешь?
— Приду.
И на следующий день я добрался до кафе пораньше, сел за столик в углу — тоже привычка. Витек появился минута в минуту, узнал его сразу. Повзрослел, конечно, но взгляд тот же — настороженный, военный.
— Сенька, — он протянул руку, — как дела?
— Живой пока. А ты как?
— Работаю в охране одной важной персоны, знаешь ли. Деньги очень неплохие, но работа специфическая.
Мы заказали по сто грамм, закусили. Витек долго молчал, крутил стакан в руках.
— Слушай, Семенов, ты же парень серьезный. И деньги у тебя есть, я знаю.
— Откуда знаешь?
— Да все знают про твои ставки на бокс. Везет тебе чертовски.
Я усмехнулся… Если бы он знал, насколько мне «везет» и почему.
— К чему ведешь, Витек?