Витек схватил меня за рукав.
— Диадема! Надо забрать диадему!
— Поздно! — крикнул я. — Корабль идет ко дну!
Но он уже бежал к трюму. Дурак! Жадность сгубила не одного хорошего человека.
«Северная звезда» врезалась в скалы с таким грохотом, что у меня заложило уши. Корпус треснул, вода хлынула внутрь. Я прыгнул за борт и поплыл к ближайшей шлюпке. Корабль тонул быстро. Минут через десять от него остались только пузыри на поверхности. Витька же я больше не видел. Видимо, не успел выбраться из трюма.
Спасательное же судно подобрало нас через два часа. Из двадцати трех человек команды спаслось только восемь. Капитан Утяшев был среди погибших — хороший был мужик.
И уже в больнице в Стамбуле, лежа на койке, я думал о диадеме. Она ушла на дно вместе с кораблем. Может, и к лучшему. Некоторые вещи лучше оставлять в покое. А может, она действительно обладала какой-то силой? Ведь все, кто с ней контактировал, исчезали. Хотя может это и бредни — мне плевать.
Через неделю я вернулся в Москву. Сел в свою однушку, закурил сигарету и посмотрел в окно. Декабрь, слякоть, обычная жизнь. Но мне хотелось сильно напиться — никогда, как бы я не ждал и черех чтобы я не прошел, мне уже не вернуться к своей жизни. Я словно узник в камере — заперт в чужом теле, в чужом времени, совершаю не свойственные мне поступки и теряю последние лучики надежды увидеть свою дочь. Чудес не бывает… А я слишком долго ждал их, как чертов болван!
Глава 16
Я приехал в Березовку повидаться с родителями. Шел по знакомым с детства улицам и чувствовал себя чужим. Батя встретил меня на крыльце. Стоял, прислонившись к косяку, курил и смотрел так, словно я должник, явившийся за новой отсрочкой. Поздоровались мы сухо, по-мужски. Он окинул меня взглядом — от ботинок до макушки и хмыкнул.
— Ну что, герой, — сказал он, стряхивая пепел, — планы какие на жизнь? Чем заниматься будешь?
Я пожал плечами. Честно говоря, планов особых не было. После всего пережитого в Афгане обычная мирная жизнь казалась какой-то ненастоящей, игрушечной.
— Буду ставить ставки, жить для себя. Может, куда-нибудь поеду, отдохну.
Батя затянулся глубже и отвернулся к огороду. Молчал долго, потом буркнул.
— Мне твои деньги не нужны.
Я усмехнулся. Старик все тот же — гордый, упрямый. Но я-то знал, что дом теперь выглядит совсем по-другому. Новые обои, сантехника, телевизор «Электроника». Все это появилось благодаря моим ставкам.
— Так-то я уже полностью ремонт вам сделал и технику новую купил, — сказал я спокойно.
Отец промолчал, только челюсть напряглась. Гордость не позволяла ему признать, что сын помог. А может, он просто не знал, как со мной теперь разговаривать. Я ведь вернулся другим человеком.
Следом мать вышла из дома, вытирая руки о передник. Обняла меня крепко, по-матерински, и я почувствовал запах домашнего хлеба и молока. На секунду показалось, что ничего не изменилось, что я все тот же пацан, который уезжал отсюда годы назад.
— Сенечка, — вздохнула она, — может, пойдешь в цех к Мишке? Он говорил, что место найдет.
— Подумаю, мам.
— А знаешь, — добавила она, словно вспомнив что-то важное, — твой друг Кирилл Козлов в деревне. Он теперь по контракту служит, приехал в отпуск на пару дней.
А вот это уже куда более любопытная информация. С ним повидаться очень хотелось. Так что я откладывать с этим не стал и нашел его во дворе его родительского дома. Кирилл возился с мотоциклом, весь в солидоле. Услышав шаги, поднял голову и замер. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, не зная, что сказать. Он изменился — лицо стало жестче, в глазах появилась та самая пустота, которую я хорошо знал. Как и у меня…
— Семенов, — сказал он наконец, вытирая руки тряпкой. — Живой.
— Козлов. Тоже ничего смотрю, держишься.
Мы обнялись по-мужски, коротко. В этом объятии была вся наша общая боль, все то, о чем нельзя было говорить с теми, кто там не был.
— Пойдем, посидим, — предложил Кирилл. — Дома сейчас все равно никого.
Мы устроились в летней кухне. Кирилл достал бутылку водки и банку тушенки. И мы закурили «Казбек».
— За встречу, — сказал Кирилл, наливая.
— За встречу.
Выпили молча. Водка обожгла горло, но стало легче. Всегда так было — алкоголь помогал говорить о том, о чем трезвым не расскажешь.
— Как дела? — спросил я.
— Да нормально. Служу дальше, контракт подписал. А что делать? Здесь-то что ловить? Завод закрылся, колхоз развалился. Одни пьяницы остались.
— А семья?
— Какая семья? — Кирилл горько усмехнулся. — Мне пока не до семьи.
Мы еще выпили. Потом еще… Постепенно языки развязались, и мы заговорили о том, о чем молчали все эти годы.