Коршунов открыл глаза. Мутные, как та же река. Огляделся по сторонам, словно впервые видел мир.
— Какой… какой сейчас год? — хрипло спросил он.
Спасатели переглянулись. Витек покрутил пальцем у виска.
— Две тысячи пятнадцатый, браток. Контузия, что ли?
Коршунов вскочил так резко, что чуть не сбил Михалыча с ног. Глаза у него стали совсем дикие.
— Какое сегодня число?
— Шестнадцатое сентября, — ответил Толян. — Ты чего, память потерял?
Сергей начал часто дышать, как загнанная собака. По лицу пошли судороги. Он попытался вырваться, но спасатели держали крепко.
— Отпустите! Мне срочно нужно…
— Никуда ты не пойдешь, — сказал Михалыч. — Скорая едет. Суицидников мы так не отпускаем.
— Я не… — Сергей увидел часы на руке у Толяна. — Дайте телефон! Срочно!
— Успокойся сначала.
— Дайте телефон, твою мать!
Толян неохотно протянул мобильник. Сергей набрал номер дрожащими пальцами. Длинные гудки. Потом короткие. Сброс.
— Блокировка, — прошептал он. — У нее стоит блокировка чужих номеров.
Спасатели смотрели на него, как на сумасшедшего. А может, он и был сумасшедшим. Кто знает, что творится в голове у человека, который только что чуть не утонул.
— Мне нужно в детский сад! — закричал Сергей. — К моей дочери! Ее сейчас собьет машина!
— Да ты совсем того, — покачал головой Михалыч. — Какая машина? Какой детский сад?
— Отпустите меня! — Сергей рванулся с такой силой, что порвал куртку. — Она умрет! Понимаете? Умрет!
Но спасатели не понимали. Они видели перед собой мокрого, трясущегося мужика, который нес какую-то чушь про детские сады и машины. Классический случай для психушки. Тогда Сергей сделал то, что умел лучше всего. Ударил. Михалыча — в челюсть, Витька — в солнечное сплетение, Толяна — хуком в печень. Все, как учили в зале, только без перчаток.
Спасатели повалились, как кегли, и Сергей побежал к дороге, оставляя за собой мокрые следы. У обочины стояла чья-то машина. За рулем сидел мужик лет пятидесяти и курил.
— Мужик! — Сергей подбежал к машине. — Срочно нужно в детский сад! У жены роды начались рядом! — соврал он.
Водитель сочувственно поглядел на его вид и кивнул.
— Садись. Куда ехать?
— На Фрунзенскую! Детский сад номер сорок три!
Машина рванула с места. Сергей сидел на переднем сиденье, сжимая кулаки. По щекам текли слезы — то ли от ветра, то ли от отчаяния.
— Быстрее, — шептал он. — Быстрее, пожалуйста.
— Да не волнуйся ты так, — сказал водитель. — Все будет хорошо. Роды — дело обычное.
Если бы он знал, что дело совсем не в родах. Что Сергей помнит этот день до мельчайших подробностей. Помнит, как Лариса забирала Аленку из садика. Как дочка побежала по тротуару и как из-за поворота вынырнул пьяный водитель. Лобовое столкновение и смерть.
Много лет он жил с этой болью и винил себя за то, что не был рядом. А теперь у него был шанс — второй шанс, который дается не каждому. И вскоре машина затормозила у детского сада. Сергей выскочил, не поблагодарив водителя и побежал к воротам.
А там он увидел их — жену и дочь. Живых и настоящих… В это верилось с трудом. Аленка увидела отца, удивилась и побежала к нему по тротуару. Но Сергей уже услышал рев мотора и визг тормозов. Из-за поворота выскочил автомобиль.
— Аленка! — закричал Сергей и бросился к дочери со всех ног.
Он схватил ее в объятия и отскочил в сторону. Машина пронеслась мимо и врезалась в столб. Лариса подбежала к ним, бледная от ужаса.
— Сережа! Что ты здесь делаешь? О, господи! Аленка! Он чуть не сбил ее!
Сергей не ответил. Он держал дочь в объятиях и слезы текли по его щекам. Он плакал, как не плакал уже много лет. Аленка гладила его по щеке маленькой ладошкой.
— Папа, почему ты мокрый? И почему плачешь?
— Потому что я очень тебя люблю, — прошептал Сергей. — Очень-очень люблю.
Лариса смотрела на мужа с недоумением. Что-то в нем изменилось. Глаза стали другими — старше, мудрее. И печальнее…
— Сережа, что с тобой? Ты как будто постарел на двадцать лет.
Он поднял на нее глаза. В них была такая боль, что у Ларисы сжалось сердце.
— Может быть, и постарел, — сказал он тихо. — Но теперь это неважно. Главное, что мы все вместе.
И крепче прижал к себе дочь, словно боялся, что она снова исчезнет. Что все это — только сон, а он проснется в том же пустом доме, где прожил столько лет в одиночестве. Но Аленка была настоящей. Теплой. Живой… И это было единственное, что имело значение.
Годами позже
Дым от мангала поднимался ленивыми кольцами, растворяясь в вечернем воздухе над Березовкой. Река журчала где-то за кустами ивняка, а в старой беседке трое мужиков сидели с банками пива и вспоминали прошлое.