— Борька-то дурак был, — Мишка ковырял угли кочергой, не поднимая глаз. — Погиб в той чертовой канаве…
Максим отхлебнул из банки, поморщился. Пиво было теплое, но другого не было.
— Молодой еще был совсем, — сказал он тихо. — Мы тогда еще пацанами были, думали, что вся жизнь впереди.
— А теперь, — усмехнулся Мишка, — теперь уже… У меня самого сын родился месяц назад. Смотрю на него и думаю — какой же я старый стал.
Кирилл же молчал, курил и смотрел на воду. Загорелое лицо, короткая стрижка, руки с мозолями — военный человек сразу видно. Только глаза какие-то пустые, будто смотрят не сюда, а куда-то очень далеко.
— Ты как там, в городе-то? — спросил тем временем Мишка у Максима. — Женился, говоришь?
— Женился, — кивнул тот. — Надя хорошая девка, из бухгалтеров. Работаю товароведом — все стабильно. А ты как на заводе?
— Да как обычно. Старшим мастером поставили в прошлом году. Народ увольняется, молодежь не идет. Зарплаты маленькие, работа тяжелая. Но держимся пока.
Мишка перевернул шашлыки, мясо зашипело.
— А помнишь Сеньку Семенова? — вдруг сказал Максим.
— Помню, — хрипло ответил Мишка. — Как не помнить.
Кирилл затянулся глубже, пепел упал на джинсы.
— Много лет уже прошло, — продолжал Максим. — А он как в землю провалился. Мать его, правда, до сих пор ждет. Каждый раз, когда встречаю ее в магазине, сердце кровью обливается. Все еще на что-то надеется.
— В девяностые всякое было, — сказал Мишка, помешивая угли. — Может, нарвался на бандитов. Время лихое было, помнишь? Рэкет, разборки. Парни исчезали и находились потом в лесу.
— Да ладно тебе, — возразил Максим. — Сенька же офицер был, в Афгане служил. Парень крепкий, сильный. Он бы себя в обиду не дал.
— Всякое может быть, — упрямо повторил Мишка. — Против пистолета кулаками не попрешь. А может, и не бандиты вовсе. Может, сам куда-то подался. Жизнь не сложилась, вот и…
— Не мог он родителей бросить, — перебил Максим. — Не такой был. Мать и отца любил… Ты видел, во что она превратилась? Седая вся стала, похудела. А отец его вообще теперь, как немой ходит. Раньше балагур был, а теперь слова не вытянешь.
— Да уж, — вздохнул Мишка. — Такого никому не пожелаешь. Эта неизвестность хуже смерти. Жив твой ребенок или нет, где он, что с ним… А может, где-то лежит, а найти не могут, — он посмотрел на Кирилла. — А ты как думаешь? Сенька может быть жив?
Кирилл медленно повернул голову.
— Не знаю, — сказал он тихо и пожал плечами.
Но сам догадывался… До сих пор помнил тот разговор, когда Сенька спросил про координаты ущелья с ручьем. Помнил, как предупреждал его — не лезь туда, говорил, нехорошее место. А Сенька только усмехнулся.
Да и что он мог сейчас им сказать? Что есть на свете места, где люди исчезают без следа? Что в том ущелье он сам чувствовал что-то неладное, когда проходили мимо? Что Сенька ушел туда один и больше его никто не видел? Никто бы все равно не поверил. Да и кто стал бы теперь, спустя столько лет, искать его там, в Афганистане…
— Давайте лучше выпьем, — сказал Кирилл, доставая из сумки бутылку водки. — За Борьку. За Сеньку. За всех, кого с нами нет.
Мишка кивнул и разлил по стопкам.
— За пацанов, — сказал он хрипло.
И они выпили молча.
— А знаешь, что самое поганое? — сказал вдруг Максим, глядя на закат. — Мы взрослеем, а они так и остались молодыми, а мы уже старые стали.
— Не старые, — возразил Мишка. — Просто живые. И за это надо быть благодарными.
— Благодарными кому? — усмехнулся Максим. — Богу? Судьбе? Случаю?
— Не знаю кому. Просто благодарными.
Кирилл закурил новую сигарету. Руки у него слегка дрожали.
— В армии говорят, — сказал он, не глядя на друзей, — что каждому отмерен свой срок. Кому больше, кому меньше. И ничего с этим не поделаешь.
— Фатализм, — покачал головой Максим. — А я думаю, что многое зависит от нас самих. От выбора, который мы делаем.
Тем временем шашлыки уже были готовы. Мишка снял их с мангала, разложил по тарелкам. Ели молча, каждый думал о своем.
— А помнишь, как мы в школе мечтали? — сказал вдруг Максим. — Кем хотели стать?
— Помню, — усмехнулся Мишка. — Ты космонавтом хотел быть.
— А ты — капитаном дальнего плавания.
— А Борька — гонщиком. В каком-то смысле стал.
— Не шути так, — покачал головой Максим.
— А что еще остается? — пожал плечами Мишка. — Плакать? Так уже наплакались.
— А Сенька хотел быть военным, — тихо сказал Кирилл. — И стал. Только вот…