Я стоял возле школы, смотрел на эту суету первосентябрьскую, и что-то внутри скребло. Аленка на плечах у старшеклассника болтала ножками, звенела в колокольчик — радостная такая, беззаботная. Лариса рядом с телефоном носилась, все на видео снимала.
— Сережа, улыбнись же! — тормошила она меня. — Дочка в первый класс идет, а ты как на похороны собрался.
Улыбнулся. Получилось, наверное, криво. Но что поделать — внутри все перемешалось. Радость, что они живы, что рядом, и этот проклятый страх, что все может снова рухнуть. Как тогда… Нет, не думать об этом!
— Папа, смотри, как высоко! — кричала Аленка сверху.
— Вижу, солнышко, — ответил я, а сам все оглядывался по сторонам. Привычка такая появилась — контролировать обстановку. Кто где стоит, кто как смотрит.
Лариса заметила, конечно. Жены всегда замечают…
— Ты какой-то странный стал, — сказала она вечером, когда Аленку уложили. — Раньше ты мог часами болтать обо всем подряд, а теперь… Молчишь больше. И эти твои звонки на работу каждые два часа — с ума сойти можно.
Я сидел на кухне и пил чай. Обычный вечер, обычный дом, но только вот в моей жизни ничего уже не было обычным.
— Просто беспокоюсь, — сказал я.
— О чем? — она села напротив, изучающе посмотрела. — Сережа, ты же понимаешь, что так нельзя? Ты от сборов отказался, от боев важных. Карьера летит к чертям, а ты…
— А я хочу быть рядом с семьей, — перебил я. — Это так странно?
— Странно, когда человек за неделю кардинально меняется. Будто тебя подменили.
Если бы она знала, как близко к истине… Но как объяснить? Как рассказать, что я видел их мертвыми? Что жил в чужом теле, в чужом времени, воевал в Афгане, терял друзей? Что каждую ночь просыпаюсь в холодном поту, проверяя, дышит ли она рядом?
— Просто переосмыслил приоритеты, — сказал я.
— Переосмыслил… — она покачала головой. — Сережа, ты боксер. Это твоя жизнь. Ты всегда говорил, что спорт — это все.
Раньше говорил, когда не знал, что такое потеря. Когда думал, что время бесконечно, а люди вечны.
— Спорт подождет, — ответил я. — А семья…
— Что с семьей? — в голосе появилась тревога. — Сережа, ты меня пугаешь. Что случилось?
Поднявшись, я подошел к окну. Во дворе горели фонари, а где-то лаяла собака.
— Ничего не случилось, — сказал я. — И не должно случиться.
— Ты влюбился в другую?
Я обернулся к ней — она сидела, сжав руки, и в глазах был страх. Тот самый страх, который я теперь носил в себе постоянно.
— Нет, — сказал я. — Просто понял, что могу вас потерять и не хочу этого.
— Откуда такие мысли? Мы же никуда не денемся.
Если бы все было так просто… Сел обратно, взял ее руки в свои.
— Лара, поверь мне. Я хочу быть хорошим мужем и отцом. Хочу, чтобы мы были вместе. Всегда.
— Но твоя карьера…
— Карьера — это не главное. Главное — это вы.
Она смотрела на меня, пытаясь понять. А я думал о Семеновых. О том старике и старухе, которые так и не узнали правды о сыне. О том, что я прожил в теле их Сеньки несколько лет, воевал его войну. Помог им деньгами, дал надежду, а потом исчез… Наверное, они до сих пор ждут писем. До сих пор верят, что сын жив. И пусть верят — иногда ложь милосерднее правды.
— Ты думаешь о чем-то, — сказала Лариса. — О чем?
— О том, что жизнь непредсказуема, — ответил я. — О том, что нужно ценить то, что имеешь.
— Мыслитель стал, — усмехнулась она, но тревога в глазах не исчезла.
Может, и так. Когда побываешь в аду, начинаешь ценить рай. Когда потеряешь все, понимаешь цену каждого дня.
— Лара, — сказал я, — а ты веришь в чудеса?
— В какие чудеса?
— В любые. В то, что иногда судьба дает второй шанс.
— Не знаю, а ты?
— Теперь верю, — ответил я. — Потому что со мной случилось одно.
— Какое?
Посмотрел на нее — живую, теплую, настоящую. На обручальное кольцо на ее руке. На фотографию Аленки на холодильнике.
— Я вернулся домой, — сказал я.
— Ты никуда и не уезжал.
— Уезжал. Очень далеко и очень надолго.
Она не поняла, конечно, как и должно быть. Некоторые истории не для рассказа. Некоторые тайны нужно носить в себе.
Позже, когда она уснула, я стоял у кроватки Аленки. Дочка спала, раскинув руки, и дышала ровно. Интересно, сколько людей в этом мире знают то, что знаю я? Сколько людей молчат о невозможном? Сколько живут с тайнами, которые не поймет никто? Наверное, немало. Мир полон странностей, о которых лучше помалкивать. И я буду молчать. Буду жить, любить и защищать. Буду благодарен каждому дню!
А карьера… Карьера подождет. У меня есть дела поважнее. Счастье — штука коварная. Вроде бы получил то, о чем мечтал, а внутри скребется червячок сомнения. Сижу за столом, завтрак жую, смотрю на Ларису — хлопочет у плиты, Аленку к школе собирает. Обычная семейная идиллия. Только вот ощущение, будто я актер на сцене, роль играю.