Боясь, что у меня не хватит смелости задать ему нужные вопросы, я встречаюсь с ним взглядом и спрашиваю:
— Кто убийца? Как получилось, что мне достался мешочек с красными бриллиантами? — А потом, собравшись с духом и решив отбросить все дипломатические увертки, я слышу собственный голос: — Я до сих пор не знаю, могу ли я доверять вам. Я не уверена, на чьей вы стороне.
Он находит в траве камень, поднимает его и швыряет куда-то вниз с холма, вызвав переполох в переплетениях подземных ходов и туннелей, которые облюбовали в качестве убежища кошки-циветты. Он поднимает руки над головой, как будто я прицелилась в него из револьвера.
— Я надеюсь, что правда рассеет ваши сомнения. А потом, если вы захотите, чтобы я исчез, я так и сделаю, хотя я никогда не смогу вернуться в Персию без вас. Это будет означать для меня смертную казнь без права на помилование, — говорит он, опустив одну руку.
Я вскакиваю на ноги. Вытаскиваю револьвер — абсурдное рефлекторное движение — и понимаю это в то самое мгновение, когда направляю оружие на него.
Он закрывает один глаз рукой.
— Я даю вам слово. Вы никогда больше не услышите обо мне, если таково ваше желание. — Он снова поднимает над головой обе руки.
Кир тоже прикасался к своему глазу, обещая, что больше никогда не оставит меня одну, как никогда не сможет оставить зрачок своего глаза. Следя за каждым движением Мердада, я прячу револьвер в кобуру и опускаю его руки.
— Не понимаю, о чем я думала. Вы — большой и сильный мужчина; вы запросто могли бы убить меня.
— Дорогая Симона, — вздыхает он, — я не хочу убивать вас. Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж. Я хочу увезти вас отсюда.
— Выйти за вас замуж! Только потому что вы влюбились в мою фотографию?
— Нет, Симона, девушка с визитной карточки превратилась для меня в наваждение, но полюбил я все-таки женщину из Парижа. Не отворачивайтесь от меня и не прогоняйте. Хотя бы сейчас. По законам нашей религии, мужчина обязан жениться на вдове своего брата. Кир был для меня как брат. Я хочу исполнить свой долг.
— Вы ничего и никому не должны, — заверяю я его, в глубине души потрясенная этим неожиданным предложением. — Скажите мне, кто убил его.
— Даже если после этого вам станет еще хуже?
— Хуже отчего?
— Оттого, что придется обвинить кого-то.
— Даже в этом случае, — отвечаю я.
С пером в руке стареющая глава рода сидит на вершине поросшего клевером холма, готовясь завершить свой самоанализ. Призраки лижут ее руки в перчатках из тончайшей материи и резвятся, скользя меж пальцами ее ног. Производимый ими шум отдается у нее в ушах, напоминая о том, что она — женщина в возрасте, что уже самое время избавиться от перманентного чувства вины, иначе оно будет приумножаться, подобно ее призракам. Они служат ей постоянным напоминанием о бесконечных муках и страданиях ее отца, а также об усилении антисемитских настроений. Не только по всей Европе, но и в каждом человеке, исповедующем иную веру.
Она взмахивает руками, раздосадованным жестом и возгласом разгоняя своих призраков.
— Пошли прочь! С меня хватит. Вы окончательно обнаглели. Это совершенно недопустимо! — Она вытирает капельки пота из ложбинки между грудей, задаваясь вопросом, что там замышляет Симона, сидя под деревом с этим персом. Тем не менее она вынуждена признать, что они смотрятся очень мило. Она вздыхает, думая о том, что для нее нет ничего более важного, чем пребывать в окружении мудрости и красоты и иметь возможность наслаждаться ими. Она вкладывает перо меж веленевых листов своего дневника. Она полагала, что покончила с описанием истории своей жизни, нарисовав дорожную карту для своей внучки. Но в свете последних (и предстоящих!) событий оказывается, что до завершения еще далеко.
Внезапно из-под крыла павлина выскакивает призрак Руссо. Паря перед ее встревоженными глазами, он объявляет, что, хотя жил в другую эпоху, он все-таки намерен присоединиться к ее сонму призраков-любовников и поселиться в замке.
— Это невозможно! Забудьте и думать об этом! — восклицает она своим хрипловатым голосом, и ее раздражение эхом прокатывается по долине. — Даже если бы вы были моим современником, месье, я все равно не нуждалась бы в вас, вот так. Вы здесь нежеланный гость! Неужели я должна напоминать вам о том, что я разбираюсь в литературе? Я читала вашу «Эмилию» и еще не забыла ваших смехотворных аргументов в пользу разделения сфер жизни мужчин и женщин. Кроме того, месье, позвольте мне процитировать вам ваши собственные нелепые слова: «Даже если она обладает какими-либо природными талантами, любые притязания с ее стороны приведут к их деградации. Ее достоинство состоит в том, чтобы остаться неизвестной; ее слава заключается в репутации ее мужа…» Фу! Ступайте прочь, месье! В шато Габриэль нет места подобным вам мужчинам!