Стиви – или принявшее обличье Стиви существо – закрыло полковнику путь к выигрышу. Следующим ходом полковник отрезал Стиви путь к победе.
Стиви пристально взглянула на Роудса, опять посмотрела на клетки, потом еще раз на полковника. Личико мелко задергалось – работали незнакомые мышцы. Рот тронула улыбка, но одеревенелые губы не отозвались. Она рассмеялась – хха! вытолкнутого голосовыми связками воздуха. Улыбка стала шире, раздвинула губы. Просиявшее от радости личико снова стало почти детским.
Роудс осторожно улыбнулся в ответ и кивнул. Стиви тоже кивнула, более осторожно и с усилием. Продолжая улыбаться, она повернулась и медленным шагом канатоходца заскользила в коридор.
У Роудса потели ладони.
– Ну, – сказал он охрипшим напряженным голосом, – по-моему, мы влипли. А, Ганни?
– Я бы сказал, да, сэр. – Ослепительный лоск Ганнистона дал трещину. Сердце капитана бухало, колени тряслись, потому что он понял то же, что и полковник Роудс: или девочка полный выродок, или это действительно уже не ребенок. Но постичь, как и почему такое могло случиться, прямолинейный логический ум капитана не мог.
Они услышали голос – нет, скорее выдох, странный шорох, похожий на шелест ветра в камышах: «Аххх. Аххх. Аххх.»
Первой в комнате Стиви очутилась Джесси. Стиви – не-Стиви – стояла перед доской объявлений, вытянув правую руку. Палец девочки – существа – указывал на вырезанные из чертежной бумаги буквы алфавита. «Ааахх. Ахххх.»
– выговаривал голос, пытаясь ухватить отложившийся в памяти звук. Лицо исказилось от напряжения. Потом: «АхххА. А.А.» Палец передвинулся к следующей букве. «Бэээ. Вэээ. Гэээ. Дэээ. Еее.» Следующая буква вызвала заминку.
– Ж, – тихо подсказала Джесси.
– Тшш. Шшш. Ж. – Голова повернулась, в глазах читался вопрос.
«Боже милостивый, – подумала Джесси и схватилась за косяк, чтобы не упасть. – Пришелец с техасским выговором, облекшийся в тело и одежду моей дочурки.» Подавившись криком, она выговорила:
– Где моя дочь? – Глаза наполнились слезами. – Верни мне ее.
То, что казалось маленькой девочкой, ждало, указывая на следующую букву.
– Верни мне ее, – повторила Джесси. Она рванулась вперед, и Роудс не успел остановить ее. – Верни! – крикнула Джесси, а потом ухватила маленькую фигурку за холодную руку и рывком развернула, чтобы заглянуть в лицо, которое когда-то было лицом ее дочери. – Верни! – Джесси размахнулась и сильно ударила существо по щеке.
Потеряв равновесие, ненастоящая Стиви отшатнулась и чуть не рухнула на колени. Спину она держала прямо и жестко, но голова несколько раз мотнулась из стороны в сторону, как у одной из тех нелепых куколок, что кивают с задних стекол автомобилей. Существо заморгало, возможно, отмечая болевое ощущение, а Джесси, снова ужаснувшись, наблюдала, как на коже Стиви проступает красный отпечаток ее ладони.
Ведь это тело все равно оставалось телом ее дочери, пусть даже в него вползло что-то еще. Все равно лицо, волосы и тело были дочкины. Потрогав красный отпечаток ладони у себя на щеке, не-Стиви опять развернулась к алфавиту. Она настойчиво указала на следующую букву.
– З, – помог полковник Роудс.
– Зэ, – выговорило существо. Палец передвинулся.
– И. – Когда букву с трудом повторили, Роудс быстро взглянул на Ганнистона. – Я думаю, оно сообразило, что звуки – основа нашего языка. Господи, Ганни! Что тут у нас?
Капитан покачал головой.
– Не хотелось бы догадываться, сэр.
Джесси не сводила глаз с затылка Стиви. Волосы были такими же, как всегда, только мокрыми от пота. А в них виднелись крошечные пятнышки… чего? Коснувшись волос, она вынула небольшой кусочек чего-то розового, напоминающего сахарную вату. Изоляция, поняла Джесси. Что кусочки розовой изоляции делают в волосах у Стиви? Она уронила кусочек, и тот спланировал на пол. Голова Джесси отказалась работать, мысли беспорядочно заметались. Лицо посерело от потрясения.
– Уведи ее, Ганни, – скомандовал Роудс, и Ганнистон вывел готовую потерять сознание Джесси из спальни.
– К, – продолжил Роудс, отвечая движению пальца.
– Ках. К, – удалось сказать существу.
За стенами дома с Республиканской дороги свернули два грузовика, один с краном, другой с надписью «ОБЪЕДИНЕННЫЕ ПЕРЕВОЗКИ». Миновав Престон-парк, они свернули на Кобре-роуд, направляясь в ту точку пустыни, где то, что некогда было механизмом, сгорело, превратившись в сине-зеленую вязкую жижу.
12. ЧТО ВРАЩАЕТ ВСЕ КОЛЕСА
В три прозвонил звонок.
– Локетт и Хурадо! – вызвал Том Хэммонд. – Вы двое остаетесь на местах. Остальные могут идти.
– Эй, дядя! – Рик Хурадо, который уже успел натянуть белую шляпу, начал выбираться из-за своей парты на камчатке, в левом углу невыносимо душного класса. – Я ничего не сделал!
– А я не говорил ничего такого. Просто посиди.
Остальные ребята собирали книжки и уходили. Вдруг из-за парты в правом дальнем углу кабинета поднялся Коди Локетт.
– Черта с два! Я ухожу.
– Сядь, Локетт! – Том и сам поднялся из-за стола. – Я просто хочу поговорить с вами обоими, только и всего.
– Ладно, я пойду на север, а вы можете поговорить с моим южным полюсом, – ответил Коди, и группка Отщепенцев, которые сидели вокруг него, образуя прикрытие, зашлась от смеха. – Урок кончился, и я сваливаю. – Он широким шагом направился к двери, остальные последовали за ним.
Том загородил ему дорогу. Парнишка не останавливался, словно собираясь пройти насквозь. Учитель не сходил с места, приготовившись к столкновению, и, не доходя три фута, Коди остановился. Прямо у него за спиной возвышался громадный двухсотфунтовый старшеклассник, который всегда ходил в видавшем виды футбольном шлеме, раскрашенном пятнами камуфляжа. Звали его Джо Тейлор, но Том ни разу не слышал, чтобы к нему обращались иначе, чем «Танк». Сейчас Танк сверлил учителя глубоко посаженными черными глазами, глядевшими с грубо вылепленной скуластой и носатой физиономии, которая могла вызывать теплые чувства только у матери – у сумасшедшей матери, если уж на то пошло. Коди сказал:
– Ну, даем дорогу?
Том медлил. Рик Хурадо, тонко улыбаясь, снова устроился на стуле. Вокруг него сидело несколько ребят латиноамериканского и индейского происхождения из команды «Гремучих Змей». Те старшеклассники, кто не тусовался ни с одним из «клубов», уже поспешили уйти, и Том остался со скотами один на один. Сам начал, по думал он, самому и заканчивать придется. Он посмотрел прямо в надменные серые глаза Коди Локетта и сказал:
– Нет.
Коди кусал нижнюю губу. По лицу учителя нельзя было догадаться, в чем дело, но парнишка знал, что натворить ничего не успел. За последнее время.
– Срезать меня не получится. Я уже все сдал.
– Просто сядь и выслушай меня. Ладно?
– Эй, дядя, я выслушаю! – крикнул Рик. Он подтащил к себе пустую парту, взгромоздил на нее ноги, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. – Мистер Хэммонд, Локетт инглески никак не понимай, – добавил он, нарочно усилив свой акцент.
– Закрой пасть, слюнтяй! – рявкнул Танк.
Вскочили одновременно несколько Гремучих Змей. Вперед выскочил тощий, кудрявый парнишка, который сидел рядом с Риком. Он был низко повязан красным платком, а с шеи на цепочках свисали не то пять, не то шесть маленьких распятий.
– Пошел на хер, жиртрест! – крикнул он тонким высоким голосом.
– Сам пошел, – Танк показал ему средний палец.
Мальчишка-испанец изготовился перелететь через ряды парт, чтобы наброситься на Танка, который был тяжелее по крайней мере на семьдесят фунтов – но Рик мгновенно схватил его за запястье.
– Легче, легче, – спокойно сказал он, не переставая улыбаться и не спуская с Коди глаз. – Остыньте, мучачос. Пекин! Спокуха, мужик.
Пекин, которого по-настоящему звали Педро Эскимелас, дрожал от ярости, но позволил удержать себя. Он сел, бормоча непристойности на площадном испанском, остальные Гремучки (среди них Крис Торрес, Диего Монтана и Лен Редфезер) не садились, готовые к неприятностям. Том уже слышал, как беда стучит у дверей; если он не справится с ситуацией, классная комната может взорваться, превратившись в поле боя. Но Пекин, по крайней мере, унялся. Том знал, что из-за своего неистового темперамента мальчик чуть не каждый день влезает в драку, да и кличка у парня была подходящей, ведь пекин – это мелкий перец-чили, от которого и сам Сатана схватится за желудочные таблетки.