Несколько ребят играло в «горелки» вокруг обеденного стола; малыш цеплялся за платье матери, другой кричал в колыбели, третий взобрался на стол, свалился оттуда и теперь лежал на полу, вытаращив испуганные глаза и не издавая ни звука. Мать ходила, переваливаясь, между ними, с пылающим раскрасневшимся лицом, со лбом, покрытым холодным потом от беспокойства и усталости.
Наконец настало время, когда можно было решиться зажечь огонь. Лампа осветила довольно большую комнату с мебелью когда-то изысканно-изящной, но теперь уже несколько потертой, изношенной. Маленькие диваны для двоих, маленькие плюшевые столики, вышитые стулья и подушки. Мебель столовой и гостиной стояла в одной комнате. Мебель столовой была даже красива — массивный дубовый стол, резные стулья, шкаф в античном вкусе.
Да, давно было все это приобретено! В то время молодой Клас Халлин только что получил фабрику после своего отца. Хотя фабрика и была обременена долгами и дела были запутаны, но он был так уверен, что распутает все дела, он — полный юношеских сил, смелый духом и способный делец, что молодые люди с неизменно-ясными надеждами пошли на встречу будущему.
До замужества она привыкла ничего не делать, была одною из известных бальных кукол, но с какою радостью думала теперь о своем собственном доме, где она хотела стать такою деятельной и полезной. Она не боялась работы, о нет — это должно было быть только весело.
Ей и пришлось поработать. Только не всегда была эта работа веселою. Поправить дела не удалось — подошли плохие времена — и через несколько лет оставался один выход — продать фабрику какому-то обществу и вырученными деньгами заплатить долги. Затем он стал служить то здесь, то там. То получит место управляющего заводом, то место мастера, то чертежника. Красивую мебель, заказанную для комнат первого их жилища, пришлось начать перетаскивать с места на место, и скоро на ней появились следы, свидетельствующие, что она видала всякие виды.
В настоящее время он уже полгода оставался без места. Они переехали в один из фабричных городов, и он каждый день ходил и разузнавал о местах, отзывался на все объявления, тратил деньги на поездки туда и сюда, но до сих пор все было напрасно. Для промышленности стояло необыкновенно тяжелое время, множество техников искало мест. А то обстоятельство, что он когда-то вел крупное дело, которое потом прогорело — было плохой рекомендацией.
Бродить по улицам обратилось у него в привычку. Дома он не находил покоя. Прежде они всегда жили в деревне и занимали много комнат; теперь приходилось жить в тесноте с детьми, это мучило его, и грызущее беспокойство побуждало постоянно искать какого нибудь физического напряжения — напряжения взамен работы. Одиноко бродила его сильная высокая фигура по темным, грязным улицам, останавливаясь там и сям возле фабрик на окраинах города и заглядывая в них. Он не мог достать места даже «простого рабочего», потому что быть рабочим было вовсе не так просто. Ему недоставало навыка, который приобретают те, кто всю жизнь занимается одной и той же работой.
Место, которого он теперь добивался, было его последней надеждой. Оно не давало большого дохода — это было место управляющего на небольшом заводе; но дело было солидное, хотя и небольшое, а местность здоровая и красивая, квартира поместительная.
И, действительно, было более чем справедливым, чтобы именно он получил это место; он так долго ждал, ему приходилось заботиться о стольких, и, наконец, он сознавал, что он более чем кто либо пригоден для этого дела.
Справедливо, да — но ведь не справедливость управляет миром. Всегда выдвигались не те, которые были более пригодны, а только те, кому везло. Мир — это большая беспорядочная лотерея, а он никогда не принадлежал к выигрывавшим.
Он только что заходил в контору, где принимались заявления о желании получить это место, — сегодня был последний день приема заявлений — и узнал, что на это место явилось тридцать претендентов. Тридцать претендентов на такое незначительное место! Да, действительно, были тяжелые времена.
И почему бы именно он оказался тем одним из тридцати, на чью долю выпал выигрыш? Потому что никому оно так не нужно, как ему, потому что иначе его дети скоро станут голодать? Ба! Разве слепая судьба обращает на это внимание?!
Дети готовили уроки вокруг лампы. Лиза сидела, опершись локтями на стол, и, закрыв уши руками, не отрывая глаз от книги, поглощала последние страницы историй Гейера. Ее мучительное желание заключалось в том, чтобы иметь возможность серьезно учиться. В маленьком городишке не было школы, где бы она могла учиться тому, чему хотела, о частных же уроках, конечно, не могло быть и речи; но она доставала книги и училась по ним, чтобы подготовиться к экзамену, так как папа обещал ей, что если только он получит место, то она поступит в гимназическое отделение одной из женских школ в Стокгольме.