Лиза — высокая худощавая девушка с совсем неразвитыми формами, бледной кожей, длинной русой косой и сероголубоватыми, слегка близорукими глазами, с тем внутрь обращенным взором, который служит признаком сильно развитой умственной жизни. Она немного застенчива и неуклюжа, ее движения несколько неловки, руки слишком длинны и всегда висят, как палки. Она вовсе не то, что называется «хорошенькая девушка», и никому из мужчин не пришло бы в голову помечтать об этой пятнадцатилетней девушке, да и ей не приходило в голову видеть в мужчине существо, могущее заставить сердце сильнее биться или вызвать сладкое волнение. Читала она все, что ей попадало под руку, и знала поэтому и то, что различные писатели думали, что девушка в пятнадцать лет должна быть влюблена. Были у нее и школьные подруги, которые показывали ей любовные письма. Но все это ни мало не трогало ее. Она находила все это таким глупым, ребяческим. Нет, читать и учиться чему нибудь, сдать экзамен, стать самостоятельной, жить отдельно в студенческой комнате — вот что в ее грезах казалось ей высшим счастьем. Выходить замуж она не хотела никогда — выйти замуж, иметь детей и надрываться от тяжелого труда — нет, спасибо!
Но если отец не получит места — что тогда выпадет на ее долю! Она должна тогда остаться дома в качестве няньки — мать говорила, что в таком случае они не могут больше держать служанку, а отец выразился: — «большая девочка должна в таком случае помогать своей маме».
— Лиза! Лиза! — закричал маленький Освальд, — прослушай теперь мой урок!
— Мне некогда. Пусть Отто прослушает.
— Я! — воскликнул тринадцатилетний Отто, покраснев от досады. — С ума ты сошла! У меня у самого столько уроков, а я ни одного из них не знаю еще.
— Я тоже не знаю своего урока.
— Твоего! твоего урока! Ну, это не важно, ты, ведь, учишься только для своего удовольствия. А если меня не переведут...
— Ну так что же. Ты можешь тогда бросить школу и учиться ремеслу. Если папа не получит места, то не будет иметь средств дать нам возможность учиться.
— Нам! Тебе, хочешь ты сказать. Мужчина-то во всяком случае должен чему нибудь учиться. А девушка может быть полезной и дома.
Пока они спорили, маленький Освальд прибегнул к помощи матери.
— Мама, разве Лиза не должна прослушать мой урок?
— Лизочка, — сказала мать мягко, как обыкновенно, — будь так добра. Ты знаешь, я не знаю немецкого языка, иначе бы я...
Лиза быстро захлопнула историю Гейера, взяла Освальда за руку, заставила показать в книге, что ему было задано, и стала громким, раздраженным голосом спрашивать урок.
Раздался звонок. Маленькая Маргарита побежала и отворила дверь тете Марии, другу семейства, которая явилась со своим рабочим мешком на руке.
Обе женщины стали говорить о своих детях и о хозяйстве.
— Хорошо тебе, что у тебя есть такая большая помощница, — сказала тетя Мария.
Между тем Маргарита и Густав придумали необыкновенно веселую игру. Они поставили доску, прислонив конец ее к оконному косяку; доска эта должна была изображать ледяную гору, с которой они и стали кататься к великой радости их самих, но к большему ущербу для их штанишек. Скоро оказались и другие, гораздо худшие последствия катанья. Маргарита зацепилась платьем, потеряла равновесие и упала ничком на пол, выбила зуб и в клочья разодрала юбку.
Поднялась суматоха. Лиза должна была, конечно, оставить книги и помогать матери смыть кровь с лица девочки, вынуть выбитый зуб и успокоить ее. Затем надо было приняться за изорванное платье. У нее не было другого платья, в котором она могла бы завтра идти в школу. Починка его должна занять весь вечер — и прощай история Гейера!
— Мне до этого дела нет, — горячилась Лиза, — ты можешь ходить оборванною, как хочешь — мне некогда.
— Лизочка, — снова послышался молящий голос матери, — Ты видишь, у меня целая куча чулок, да еще штаны Отто — я не могу успеть управиться со всем этим.
— Отто может сам чинить свои штаны, мне что за дело.
— Фу, Лиза, как не стыдно тебе быть настолько неженственной, — выпалил Отто.