— Ну, полно глупить, мальчик. Ты ведь не успел еще обнять как следует свою кошечку.
Она нарочно впала в этот шутливый тон, столь милый ему в начале его сватовства и почти мучительный теперь.
Экипаж остановился у крыльца, она потащила жениха в кабинет в надежде побыть с ним наедине, но сестры тотчас же окружили их, а вскоре раздался и звонок к обеду.
— Ну, как дела, много у тебя соискателей? — спросил молодого человека капитан Стенберг во время обеда.
— Много, всех нас тридцать человек.
— О... ого! И что же, есть между ними и опасные конкуренты?
— Есть, — двое с очень хорошими рекомендациями. Один из них, пожилой уже человек, был сам заводчиком много лет. У него большая семья и многие хлопочут за него, он, говорят, очень нуждается.
Хильма взглянула на жениха почти с мольбою.
— О, — сказала она, — он наверное не так нуждается в этом месте, как мы: не может у него, как у нас, все зависеть от получения этого места.
— Не толкуй пустяков, дочка, — воскликнул капитан. — Что значит это все у тебя? Что тебе замуж хочется? У тебя есть родительский дом, и никто не стремится избавиться от тебя. Напротив, теперь, когда Анна выходит замуж, ты чрезвычайно нужна своей матери. Жили вы обрученными четыре года, можете и еще пожить — это ничего, стоит только привыкнуть.
Фредрик почувствовал себя уязвленным.
— Не всем удалось избрать именно ту дорогу, которая оказывается самой выгодной в плохие времена, — заметил он.
— Знаешь что, голубчик, по моему слишком уж много говорится о плохих временах. Я живу так давно, что приходилось мне переживать и хорошие, и плохие времена, но я всегда находил, что достойный человек пробьется всегда.
Хильма бросила беспокойный взгляд на своего жениха, она заметила уже, какою густою краской покрылось его лицо.
— Вы правы, дядюшка, — заметил он. — Поэтому-то я и не придаю особенного значения тому, получу ли я это место, или нет. Ведь никто же не привязан именно к Швеции — мир широко открыт для всякого человека, пока он молод и на что нибудь годен.
— Да, это может быть и так — пока человек одинок, но раз он связывает судьбу девушки со своею судьбою, он не может пускаться на неверные предприятия.
— И всетаки хлеб приходится искать там, где его можно найти.
— Что это, уже не Америку ли он имеет в виду? — спросила печально у дочери мать.
— Да, я сама немного боюсь этого, — шепотом ответила дочь, — и все это потому, что папа всегда оскорбляет его!
— Я не думаю, чтоб уже было так плохо, — снова начал капитан, возвышая голос, — чтобы нашим молодым, знающим людям приходилось эмигрировать ради куска хлеба. Я не могу признать этой малодушной готовности бросить родину при первом же затруднении. Много хороших людей старой Швеции предпочитало есть черствый хлеб пополам с корой на родине, чем идти искать легкой наживы на чужбине.
— Все это прекрасно на словах, — воскликнул Фредрик, разгорячаясь все более и более. — Но иногда можно захотеть эмигрировать даже без особенной нужды, можно захотеть вырваться из этих замкнутых условий здешней жизни, захотеть увидать что нибудь новое и достичь в своей специальности того развития, какого здесь нельзя достигнуть.
— Ей Богу, милый, мне сдается, что ты нисколько не дорожишь получением этого места. Возьми же, Бога ради, назад свое слово и возврати Хильме ее кольцо.
— Папа! — воскликнула Хильма, вспыхнув, и выскочила из-за стола.
— Я тут не причем, дочка. Я бы с удовольствием дал ему место, если бы это зависело от меня, но когда он сам не хочет. Да обо всем этом следовало подумать до обручения, милый Фредрик.
— Но, ведь, я же не говорил, что не хочу места, я говорю только, что если нет другого выхода...
Хильму не могли уговорить сесть снова за стол — она расплакалась и вышла. Фредрик не сказал ей ни слова, он чувствовал себя подавленным взглядами, устремленными на него со всех сторон, в особенности полунасмешливым, полуторжествующим взглядом Анны, который, казалось, говорил: хорош жених, бедная Хильма! то ли дело мой Оскар!
Остальное время обеда прошло в унылом молчании. Фредрику не хотелось идти к Хильме, плакавшей в своей комнате. Он так боялся сцены, которая, как он знал, должна была произойти между ними, что ощущал мучительную боль в груди, сигара была ему не по вкусу, кофе казался противным, а тут еще Анна приставала к нему с какими-то вышивками, которыми приходилось восхищаться.
Г-жа Стенберг вышла проведать свою дочь и, возвратясь, сказала жениху:
— Тебе следует пойти к Хильме — она доплакалась до нервного припадка.
Он поднялся со своего места, большими шагами перешел комнату и сильным толчком отворил дверь в комнату Хильмы.