– Тихо, тихо, дядя, ты ч-чего?! Макс, ид-ди сюда!
Взгляд человека тонул в темноте ружейного ствола. Пётр знал это гипнотизирующее свойство оружия. Словно весь мир сходится в одной чёрной точке и ты можешь думать только о том, что там в глубине сидят блестящие, ледяные пчелы, созданные для того, чтобы смертельно жалить.
– Кто такой? За что сидел? Куда идём? Соврёшь, пристрелю.
– П-при ребёнке?
– Я. Задал. Вопрос, – Пётр шевельнул стволом.
– С-с-степан Мамонов. ИК-27, ум-мышленное. Идём н-на Запад.
– Угу. ИК-27 это что?
– К-колония общего режима.
– Срок?
– П-пятнашка.
– Отсидел? Или как там у вас? Откинулся?!
Зэк бросил быстрый взгляд на сына и опустил голову.
– Не совсем.
– Сбежал?
– Эт-ти в-выпустили.
– За что?
– За что и в-всех. Мы им н-не нужны.
– Ясно. Кого убил?
Тут мужичок не стал отвечать сразу. Прищурился, оценивающе посмотрел в лицо спрашивающего, пожалуй, первый раз за все время, и судорожно дёрнул головой.
– Вон, мамку его. Из-з ревности. Застал на… В-в общем… Хахаля покалечил. А надо было наоборот.
Пётр посмотрел на пацанёнка. В выражении лица Максима ничего не изменилось. Видимо, эта тема была уже неоднократно обсуждена. Степан, похоже, отвечал честно, но основную роль в решении Петра сыграло не это, а мелочь и нелепость в виде заикания зэка.
– Ладно. Пошли.
– А т-тебя как звать, дядя? – Степан живо вынул из под лапника кепку, рюкзачок, выпрямился и положил руку Максу на шею. Хорошо положил, как защитник, а не как хозяин. Пётр оценил.
***
…За те несколько дней, что Пётр не заходил в соседский дом, калитку засыпало кленовыми листьями так, что сперва пришлось отгребать рыжее ногами. Запах прелой листвы будоражил туманные воспоминания.
– Здесь всю посуду почти оставили, одеяла тоже есть, – вводил Пётр в курс дела новых жильцов, – впрочем, жрать можем сразу на всех готовить. Вы на сколько планируете задержаться?
Степан пожал плечами
– Нам п-помыться бы…
Пётр наморщил нос и поскрёб серебристую щетину.
– Мысль неплохая. Через две хаты есть банька, но я не рисковал топить, чтобы не сильно дымить. Но… До ночи потерпим и организуем… Располагайтесь пока.
***
– Ну, что смотришь? – разговор с иконой стал для Петра странным, но успокаивающим ритуалом, – думаешь, я не вижу, что ты делаешь? Сам так с сыном себя вёл, когда он плакал. Ты отвлекаешь моё внимание. «А вон, посмотри, какой интересный зэк, какие у него наколочки». Ну-ну…
Пацаны во дворе все время смеялись. Когда их просили вести себя потише и не привлекать лишнего внимания, утихали, но через десять минут все повторялось.
За полдня удалось выяснить, что Степан – потомственный шахтёр, что когда он трезвый – полностью себя контролирует, а алкоголь подселяет в него другую, безумную и взрывную сущность. Что отсидел он меньше трети от срока – четыре года и семь месяцев, но этого вполне хватило. Зэк никогда не улыбался и не вступал в зрительный контакт. Это тревожило.
Пока томилась каменка, мужики наносили воды из колодца, заполнив все найденные ёмкости: бадьи, ведра и дубовый бочонок. В парилке, стоило ей разогреться, появился такой уютный и успокаивающий запах, что у Петра сжало сердце.
– Ого, сколько у вас наколок! – отреагировал на худое, бледное тело бывшего зека Лёша.
Степан промолчал.
Наколки были странные. Барабан, маяк, воздушный змей, детский грузовичок.
– Это… тюремные? – уточнил Пётр.
– Ну… да, делали в тюрьме. Но из сэ-сэ-статусных здесь только вот эта, – Степан ткнул пальцем в грудь, где темнел кинжал, обвитый розой, – остальные я б-бил по другой причине.
– По какой?
– Это истории. Связанные эс-эс Максом. Память. Увидел – вспомнил. П-помогало.
– Вы расскажете? – влез в разговор Лешка.
– М-может быть. Потом.
– Например эта? Я давно хотел змея попускать.