Окся хорошо знает эту песню об эрзянской девушке, выданной замуж за нелюбимого. Сама часто любит напевать ее за работой. Но сейчас, в вечерней тишине села, негромкие слова песни, дополняемые щемящими душу соловьиными трелями, особенно трогают сердце:
Не чуя под собой ног, Окся пошла на голос, к реке. Где-то на берегу, в одиночестве, сидит и поет Игнат Мазяркин. Его голос ни с кем не спутать. Опустил, знать, в воду невод и ждет, когда тот наполнится шустрой рыбешкой. Красивый голос у него, до самого сердца доходящий. Когда Игнат пел, у Окси появлялось страстное желание поймать эту песню, как птицу, а потом отпустить в небо вместе с той болью, которую она носила в душе, будто тяжелый камень. Может, тогда перестанет болеть сердце о пропавшем муже?..
Придерживая накинутую на плечи шаль, Окся спешила в сторону реки. Ветки краснотала хлестали ее по лицу, но она ничего не замечала. Песня звала ее и манила.
Наконец ноги принесли ее к древнему дубу, где они когда-то с Листратом собирали желуди и отдыхали в шалашике во время веселого сенокоса. Вокруг стояла звенящая медовая тишина. Женщине казалось, что она слышит даже спрятавшихся в песок юрких ящериц.
Песня давно затихла или, может, Игнат уснул? Но зато теперь Окся хорошо различала ночные звуки — шепот речных волн, шелест листвы, бормотание тетеревов где-то неподалеку. Резко прокричал филин. Старый одинокий дуб тихо дремал на берегу реки. Сладкий ли сон он видел, думал ли о навсегда ушедшей молодости?
Окся подошла и обняла могучий ствол великана, жалея то ли его, то ли себя и мысленно утешая: не стоит печалиться об ушедшем времени, есть еще что-то впереди, может быть, счастье… И словно в подтверждение этих светлых мыслей она услышала новые звуки: тяжелое дыхание, вздохи, плеск воды. У крутой излучины реки она явственно увидела огромного лося. «Отяжка!» — пронеслось в ее голове. Дикий лесной бык, подогнув передние ноги, пил речную воду. Окся наблюдала за ним, по-прежнему чутко прислушиваясь к шорохам и звукам вокруг. Чувства, переполнявшие ее, искали выход: ни поговорить, ни пожаловаться ей некому… И с очередным выдохом из груди ее вырвался стон, больше похожий на крик раненой птицы.
Лось от испуга вздрогнул и прыгнул в воду, подняв огромными боками фонтаны воды. Он поспешил уплыть на другой берег, где темнели густые заросли кустарников, подальше от непонятных звуков.
И снова вокруг воцарилась тишина. Рыбак неуверенно и негромко запел новую песню. В ней он рассказывал о недавно сосватанной девушке, которая ждет-пождет своего суженого:
Окся прислушалась, слова песни ей не понравились, опять душу до крови разбередят. И она хотела было повернуть домой, но голос Игната стал громче, и Окся невольно вслушивалась:
Села Окся на траву, слезы градом полились из глаз. За что ей такая горькая судьба? Куда пойти, кому пожаловаться?
Пожалуй, она знает, где искать утешения, только вот отец не одобряет ее тяги к Господу, да и многие жители Сеськина отворачиваются от нее, когда она идет из церкви. Как ей быть, скажите на милость? Возможно, русский бог залечит ее душевную рану, и она отдохнет?
Оксе пришла мысль: завтра же, не теряя времени, пойти к батюшке и открыть ему свою изболевшуюся душу. Отец Иоанн — добрый человек, Никитку грамоте учит. Может, ее научит, как жить дальше?..
Отец Иоанн встретил женщину с радостью. После вечерней службы он гасил свечи, собирал их и складывал в плетеную корзину. Услышав, зачем Окся явилась к нему в такое позднее время, оторвался от своего занятия, подошел к ней, благословил и после этого участливо сказал:
— Слышал, слышал, дочь моя, тяжело тебе приходится. Жена без мужа, что тростинка в поле — всем ветрам приходится кланяться.