Гриня, грузно осевший на землю, пятился назад, оставляя в пыли неровные борозды. Его лицо побледнело, а из разбитого носа сочилась кровь.
— Больше никого не трону, только не бей. — всхлипнул он, размазывая слёзы по круглым щекам.
Я окинул его оценивающим взглядом:
— Бить больше не стану. Но кровь нужно остановить.
Опустившись на одно колено, я принялся осматривать повреждение. В прошлой жизни, в гильдии убийц, сломанные носы были обычным делом — каждый знал, как их вправлять. К счастью, кости остались целы, пострадали только хрящи.
Несколько точных движений руками — хрустнуло, и Гриня завопил от боли. Сявка дёрнулся, его лицо исказилось от ужаса:
— Ты же обещал его не трогать!
Я подавил раздражение. Дети... Вечно всё не так понимают.
— Смотри внимательно — кровь почти остановилась.
Гриня недоверчиво ощупал нос:
— И правда...
Я склонился над ними, намеренно позволив тени упасть на лицо, и растянул губы в холодной улыбке:
— Если ещё хоть раз кого-то тронете — вправлять будет нечего. Ясно?
Мальчишки синхронно закивали, в их глазах застыл неподдельный страх.
По пути домой я то и дело ловил на себе взгляд Сявы — восхищённый и одновременно встревоженный. Он понимал, какие проблемы всех ждут впереди.
— Миш, надо что-то придумать. Родители же из них всю правду вытрясут. — в его голосе сквозило сожаление о том, что втянул меня в эту историю.
— Ничего страшного, — отозвался я твёрдо. — Какие мы мужики, если позволим шпане безнаказанно отбирать наше? Настоящий мужчина решает проблемы.
«Да, решает... Только создаёт-то он их сам», — мелькнула непрошеная мысль.
Вечер я провёл за привычными домашними делами, словно ничего и не случилось. Но когда мы собирались ужинать, тишину разорвал грохот в дверь — сначала одиночный удар, затем целая барабанная дробь.
— Открывай! — раздался знакомый рык Антона.
Саныч бросил на меня пытливый взгляд. Лишь двое могли довести мясника до такого состояния, и сейчас это явно был не он.
Дверь распахнулась, и в дом ввалились четверо. Антон выступил вперёд, грубо дёрнув Гриню за плечо:
— Саш, мы тебя уважаем, но глянь, что твой сорванец натворил! — он запрокинул голову сына, демонстрируя повреждения.
Саныч откинул голову, в его глазах плясали искорки веселья:
— Давай без догадок. Расскажи точно, что произошло.
— Да твою ж!.. — Антон встряхнул Гриню так, что тот позеленел. — Он моему пацану всю морду разбил! Нос сломал!
Саныч выдержал паузу, обдумывая ситуацию:
— Во-первых, объясни причину драки. Во-вторых, нос не сломан — Во всяком случае, сейчас, — он явно разбирался в таких травмах. — И в-третьих, хватит из них баб растить. У кого из нас нос не был сломан?
— Да не знаем мы причины, — вмешался конюх Гаврила, встряхивая своего отпрыска. — Молчат оба, даже ремень не помог.
Саныч перевёл взгляд на меня:
— Тебе тоже ремня отведать, или сам расскажешь?
Я сохранял невозмутимость:
— Мы в волчок играли. Оба в землю смотрели, с разбега я ему в нос попал. У меня даже шишка осталась.
Саныч расхохотался, чем только сильнее разозлил гостей. Антон, побагровев, шагнул вперёд:
— Либо ты что-то сделаешь, либо...
— Ладно-ладно, накажу я его, — Саныч изобразил строгость, но в глазах плясали чертята. — Только у вас потом проблемы будут.
Мужики переглянулись:
— Какие ещё проблемы? — Гаврила напрягся. — Угрожаешь?
— Чтоб тебя! Вечно ты всего боишься, — фыркнул Саныч. — Ваши ножи с подковами — Мишкина работа. Теперь не знаю, станет ли он их дальше делать.
Антон с Гаврилой зашептались. Наконец, конюх выпалил:
— Раз он делает, пусть даст скидку в полцены на месяц!
— Ты чего лезешь? Твой не пострадал! — огрызнулся Антон, но тут же добавил: — Хотя верно говорит. За полцены!
Саныч усмехнулся:
— Размечтались! У меня тоже своя выгода есть. Только следующий заказ, только за две трети цены. И только тебе, Антон!
Мясник задумался, прикидывая что-то в уме:
— Десять ножей за две трети... Идёт.
Гаврила заёрзал, чувствуя, как уплывает выгода:
— Мой тоже пострадал! Мне пришлось силу применять...
Саныч мгновенно утратил интерес:
— Давай ещё жену с остальными детьми отлупи, и требуй всё бесплатно.
Антон потащил Гриню к выходу, отчитывая за проигрыш. Гаврила, бросая тоскливые взгляды в надежде урвать хоть что-то, поплёлся следом с потухшим сыном.