Надежда: Больше не болит?
Макс: Я выпил обезболивающее. Оно подействовало.
Надежда: Хорошо, если так.
Макс: Я веду себя немного старомодно, да? В мои годы это нормально. Это потому, что мы не очень хорошо знаем друг друга.
Надежда: Но мы шли к этому. Немного раньше, в машине…
Макс: Не так громко. Меня здесь все знают.
Максу снова вдруг становится неловко. Он как-то вжимается в стул. Надежда замолкает, потом снова продолжает.
Надежда: Если ты хочешь, мы можем потом заняться этим у меня.
Макс: Нет. Уже поздно.
Надежда: Это у тебя от твоих обезболивающих. От них можно стать импотентом.
Надежда совершает ошибку этой фразой. Макс снова становится злым.
Макс: Твои знания по истине безграничны. Просто невероятно, что ты только гримерша.
Надежда: Мне с трудом давалась школа.
Макс: Кто бы мог подумать!
У Макса на нервной почве опять начинает болеть зуб. Он снова прикладывает ладонь к щеке.
Надежда: Опять болит? Я же говорила…
Макс сразу же опускает руку, твердо решив, что перед этой женщиной больше не сделает ни одного знака, указывающего на физическую боль.
Макс: Если хочешь знать, мой дедушка моей бабушке и после пятидесяти лет совместной жизни говорил «вы».
Надежда: Как-то это странно.
Макс: Да. Это было когда-то. Когда еще сохранялся хоть какой-то порядок.
Надежда: А у твоего деда была машина?
Макс: Конечно, была. Еще до войны. И машина была, и шофер.
Надежда: Значит, в машине твой дед обращался к твоей бабушке на «вы», когда предлагал…
Максим перебивает ее прежде, чем она успевает закончить. Надежда смеется.
Макс: Хватит. Прекрати, пожалуйста.
Надежда: Я же шучу.
Макс: А мне, представь себе, не смешно.
Надежда: Ладно. Не злись.
Макс: Мы — это другой мир, девочка.
Надежда вдруг становится грустной. Кладет вилку, отодвигает от себя тарелку.
Надежда: Я знаю! Знаю. Хочешь, чтобы мы ушли?
Максу становится как-то жаль ее.
Макс: Я этого не говорил. Я хотел сказать, что мы — другое поколение. Я на пятнадцать лет старше тебя…
Надежда: На двадцать.
Макс: На двадцать. Хорошо, на двадцать… Тебе и это известно?
Надежда: Так написано в Интернете.
Макс: В Интернете все есть.
Надежда: Ты на самом деле отлично выглядишь. Я бы на твоем месте вообще отказалась от косметики.
Макс: Дело не в возрасте. Это вопрос профессионализма. Я, как бы это сказать, лицо телевидения. Те немногие люди, которые смотрят мою программу, ждут от меня и определенного имиджа!
Надежда: Ну, если их немного, чего ты беспокоишься?
Макс: Что ты имеешь в виду? Мою программу смотрит один миллион восемьсот тысяч человек. Каждую неделю.
Надежда: А, да?
Макс: Это, по-твоему, мало?
Надежда: Для меня нет, для тебя да. Это же так сказал.
Макс: Я сказал это с иронией. Думаю, тебе известно, кто я такой?
Надежда просто смотрит на него, а Макс просто не знает, с чего начать.
Макс: Я… я — лицо телевизионной журналистики. Я даже могу повлиять на то, чтобы переизбрали председателя правительства, например. Если захочу. Мне это под силу, понимаешь?
Надежда: Ладно. Теперь понимаю. Я не смотрю телевизор. А зачем тебе его переизбирать? Он что, не справляется?
Макс: Да не в нем дело, не о нем речь… А ты вообще знаешь, кто председатель правительства?
Надежда пожимает плечами.
Макс: Я привожу его, как пример. Пример того, на сколько велика сила телевидения, где ты, кстати, работаешь.
Надежда: Я просто гримирую.
Макс: Ну, хорошо, сейчас гримируешь. Это только начало. Потом можно продвигаться вперед. Если тебя кто-нибудь порекомендует. Если тебя заметят. Ты бы могла… читать новости, например.
Надежда: Читать новости? Это для этих-то дураков?