стр. 14
колонны ослепительного света, или тонкой огненной рукой шарил, ощупывая седые волосы гребней.
Стальной колос надвигался черной и мрачной массой, как осколок какой-то иной ночи, более черной и мрачной, чем эта, где еще дрожали тут и там над городом и водой неугаснувшие огни, и звезды покачивались в южном небе на золотых нитях лучей своих.
Дредноут приближался, закрывая небо и испуганные глаза вздрагивающих светил.
Он притянул к себе шлюпку, как магнит пылинку металла.
Они поднялись по трапу. Ее каблуки выбивали дробь по стальной палубе. Они спустились в люк. За ними захлопнулась железная дверь, люк проглотил их...
---------------
- Товарищи, наступает час великих дерзаний для всемирного труда! - с под'емом начала Марсель.
- Солнце - красное знамя угнетенных и эксплуатируемых всходит теперь из Московского Кремля, где Совнарком, это - железное сердце Рабочей Диктатуры, где радио от него и от III-го боевого Интернационала, звенящими, молниевидными птицами восстаний, летят и летят над миром, реют с призывным клекотом над каждой страною, над каждым измученным сердцем...
- Ни блокада всех темных сил, ни голод, грызущий селения и города, ни полярный холод не могут убить творчески-солнечную душу Республики Советов...
- На снежных полях России, тут и там прорываются красные знамена, как фонтаны пламени из-под пепла снегов.
- Россия, Россия!..
Так возбужденно говорила Марсель, хрупкая девушка, незаметная ткачиха, одна из миллионов работниц. Ее золотые волосы растрепались, они, как пряди огня, выбивались из-под ея убогой, исколотой шляпки, горели глаза, горело сердце под кофточкой с потертыми швами.
Она, как чудесный, невиданный цветок проросла и расцвела в одной из железных клеток военного корабля, где плотная стена матросов обступила ее, обдавая возбужденным дыханием от ее смелых, зажигающих речей, полных дерзаний и борьбы.
Она все говорила и говорила. Качался солнечный цветок, излучая свет, тепло и творческие порывы в каждую душу.
Мартэн стоял в кольце других матросов, напряженно согнувшись, как лук в момент спуска стрелы. Он готов был лететь сквозь стены стальной клетки судна, мчаться по вспаханному полю моря, вместе с бурей и молниями туда, где на снежных полях Республики Советов идет упорная, героическая битва за счастье всего человечества.
Рыжий Жак, с лицом заржавленным, как ком железной руды, сжал огромные кулаки, похожие на узлы якорных цепей. Он готов был все рвать и крушить, этот забитый денщик, у него и сейчас еще горела кровь на рыжей щеке, от удара своего господина мичмана, который сейчас там в офицерской кают-кампании, залитой ярким светом, где волновалась нежная музыка, где диковинные цветы мешают свое благоухание с тонким ароматом гаванских сигар, где хлопают пробки от шампанского и золотые искры танцуют по бокалам.
стр. 15
У кочегара Бертрана горели красные глаза, как куски раскаленного металла на пепельном лице, которое было сморщено и выпито невыносимым пламенем топок, его синяя блуза-матроска, прожженная во многих местах, заметно подымалась и опускалась на груди, он волновался не спуская взоров со светлых капелек пота, проступивших на лбу Марсели.
И много других черных угольщиков и светлокудрых матросов стояло в цепи и дальше вокруг, в каждом из этих сильных и крепких людей, погребенных в стальных трюмах военного чудовища, клокотал целый вулкан мыслей и чувств. Они жадно глотали слова, впивались в светлую девушку глазами, изъеденными жаром печей и соленых океанских ветров. Они видели, как белки ея глаз мечут искры и им становилась близкой и понятной та далекая страна Россия, где на снежных полях прорастают и прорываются иные искры - красные искры знамен.
Ее слова были сильны и убедительны как любовь.
---------------
Мартэн провожал Марсель.
Они прошли под гигантским орудием, которое как чудовищный стальной удав вытянулось, вознося свою пасть к звездному небу. Они миновали часового, он обернулся к ним спиною как бы не замечая их. Они стали спускаться к шлюпке.
Торжественно гудели струны радио на верху, в вечном неумолкающем разговоре с иными, таинственными мирами, через неимоверные пространства голубых небес.
Казалось, струны пели теперь иную песню, красную песню Труда, иная дрожь пробегала по их медным нервам, невидимыми волнами своих пульсаций соединяясь с сердцами миллионов рабочих всех стран.