Свет включился, и на удивление не ослепил. Волобуев увидел огромное лезвие «свинокола» по которому стекала его кровь.
- Ну чё там у тебя, сладкий мой? - улыбалась во весь беззубый рот пьяная старуха.
Рванув молнию сумки, бабка довольно хрюкнула и повернулась к развалившемуся под вешалкой полковнику. Бордовая лужа растекалась по старому, выцветшему линолеуму. Вытерев о штанину Олега Романовича лезвие, Сугак потрепала полковника за жирную щеку.
- Тыж моя солнышко! - проворковала бабка, обдав его перегаром. - Кормилиц ты мой. О, а чё это у тебя ус что ли отклеился?
Сорвав бутафорию, старуха вразумила, что скорее всего кроме неё о деньгах никто не знает — зачем такая конспирация? Значит, причин скрывать свой внешний вид предостаточно.
Пихнув по привычке дверь, старуха встретила препятствие. Отойдя на шаг, она зыркнула налитым кровью глазом на умирающего полковника, вспомнив что он поменял петли, изменив траекторию открывания с внутренней на внешнюю и вставил замок. Дернув ручку на себя, она запустила во тьму липкую от крови ладонь и нащупав на стене клавишу, включила свет.
В комнате царил приятный аромат. Четыре огромных клетчатых баула стояли с правой стороны у стены.
Старуха почувствовала что полыхающее внутри сознания пламя разгорается ещё сильнее: возбуждение от встречи с горой денег заполнило абсолютно всё. Сугак была уверена, что в баулах бабки. Её разрывала интуиция и надежда, никакого анализа и никакой логики — просто природная женская интуиция, перемешанная с голодом и жадностью.
С левой стороны на уровне глаз висел автоматический освежитель. Заметив белую коробку ароматизатора на старых, пожухлых обоях, которые помнили её первое убийство, бабка довольно хрюкнула и вновь повернула огромный череп, вперив хищный взгляд в Волобуева. Старуха смеялась над ним.
Нахлынувшие волны блаженства от вида огромных сумок набитых деньгами тромбовали её крепкие ноги ватой и опилками. Голова продолжала пыхтеть как скороварка, грозя взорваться от давления.
- Деньги, деньги… - бурчала бабка, смотря на баулы.
Истекающий кровью полковник, напрягая весь резерв держался на волоске и расслабился лишь в тот момент, когда старуха сделала широкий, уверенный шаг в комнату.
Потревоженную ногой растяжку из тонкой лески, бабка конечно же не почувствовала, и даже не услышала щелчок у левого уха — она повернулась к ароматизатору лишь в тот момент, когда из него брызнула струя холодной жидкости, попавшей прямо в ухо и на покрытые черными старческими папилломами и бородавками скулу и обвислую щеку.
Резко запахло «акватиком» от Армани, свежей травой и фруктовым соком.
Через секунду Сугак взвыла диким ревом. Глаза выжигало, легкие слиплись в спазме. Подкосившись, старуха рухнула на пол, над которым уже стелились взвеси «зомана».
Глава 14. Болото
Чистое небо окрасилось грязными разводами, превратившись в закопченный табачным дымом потолок.
Татарина не интересовали эти изменения в погоде, уже скоро он придёт в «большой ломбард» и сдаст скупщикам всё «рыжьё». Мысли, как жернова, молотили о зоне «Трёх толстяков». У него было всё, чтобы его приняли с распростертыми объятиями. Лихой желал оторваться на полную, потратив большую часть вырученных денег на шлюх, бухло и «пластилиновые шайбы». Уйти в этом «бабане» в глухой запой и забыть обо всём. Почувствовать себя свободным, сытым и довольным. Пока ему фартило.
Он сожалел, что погибло так мало хунхузов и штурм лагеря захлебнулся. Без этих тараканов, он бы уже не оглядывался назад. Долги ещё не отданы, а после того, что он сотворил с их лидером и патриархом...
«Это конечка...» - татарин знал, что рано или поздно китайцы его поймают и покажут ему свои самые коронные пытки…
...пригреть на кармане эфку для красивого «самовыпила» он решил заранее.
Особого походного опыта у него никогда не было. Гайфулин понял не сразу, что эти заросли голубики он уже проходил. Остановившись, татарин застыл в недоумении. Он подходя к точке кипения, чувствуя то пограничное состояние между спокойствием и дикой яростью.