— Райш… Я люблю тебя.
— О, ты вспомнила моё имя, — ухмыляется он и принимается медленно таять.
— Нет, нет! — она вскакивает, спотыкается (как можно споткнуться об пустоту?), тянется рукой вслед исчезнувшему наваждению. — Райш! Эск!
— Они здесь, птичка, — тонкие золотые руки обвивают её талию. — Мы все здесь — рядом, вместе.
Зио рывком оборачивается — но за спиной тоже никого, лишь снова гремит, прорываясь под кожу, голос:
— КТО ТЫ ТАКАЯ? ЧЕГО ХОЧЕШЬ?
— Я Зио! — она упирает руки в бока, готовясь отстаивать свои слова. — Я хочу любить! Я хочу остаться с Райшем, Эском и Русти! В чём проблема?!
Голос молчит, лишь беззвучно смеётся, удаляясь. Пустота отступает, мир обретает плотность.
Глава 11. Разговор по душам (часть 2)
— КТО ТЫ ТАКОЙ?
— Я Райш, — ухмыляется он, оглядываясь. — А ты кто? То самое существо в кристалле, да?
Ответа не следует, но почему-то становится понятно, что обладатель грозного голоса доволен. Интересное место: вокруг настолько пусто, что Райш не может решить для себя, какого цвета эта пустота — абсолютно чёрная или абсолютно белая. Скорее, ни то, ни другое, приходит он наконец к заключению; этому цвету нужно какое-то иное, своё слово, чтобы быть описанным.
— ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?
Слова звучат медленно, натужно, как будто тому, кто их выговаривает, очень трудно это делать.
— Чего я хочу, — чешет затылок Райш. — Здесь от меня не так много зависит. Я же наследный принц. Придётся делать то, что придётся. Хотя… — он с надеждой поднял брови. — Может, отец меня выгонит после того, как я сегодня наорал на него? — он помолчал, обдумывая перспективу. — Да нет, так себе мысль…
Он запинается на полуслове: пустота обретает форму и цвет. Райш сидит на таком знакомом до боли роскошном алом покрывале, всё вокруг непривычно огромное, а глаза застилают слёзы. Правая коленка нестерпимо саднит.
«Ты с ума сошла! — орёт Форширд, стоя в дверях; его глаза сверкают, тёмные волосы, обычно аккуратно зачёсанные, падают на лицо. — Он тебе сын или нет? Ладно я, ладно Шелла… Но он младший, он маленький! За столько лет уже можно было научиться быть матерью!»
«Не смей со мной так разговаривать, — монотонно-надменным тоном отвечает женщина напротив. — Найди ему лекаря. И позови кого-нибудь из фрейлин, пусть с ним нянчится. Неймётся — займись этим сам».
Лицо Форша окаменевает. Райшу страшно и больно, и дело даже не в коленке: он не понимает, почему эти люди ссорятся; он совсем не хочет, чтобы они ссорились из-за него; что он такого натворил? Почему старший брат, всегда спокойный и серьёзный, сейчас смотрит на маму с ненавистью? Почему мама отвернулась к окну, будто разговор её вовсе не касается? Нужно срочно всё исправлять, пока ещё не поздно.
«Уже прошло, — произносит он и спрыгивает с материнской кровати, стойко игнорируя отозвавшуюся безжалостным огнём рану. — Больше не болит. Прости, мама. Пойдём, Форш!»
Но лицо брата перекашивается ещё сильнее. Он кладёт дрожащую руку на голову Райша и привычным, хоть и слегка неверным жестом ерошит ему светлые волосёнки.
«Лекарь, фрейлина, — глухим голосом говорит он. — Это другое. Ему три года. Ему нужна ты».
Кажется, он хочет добавить ещё что-то, но тут из-под его руки показывается девчачье личико, обрамлённое водопадом золотистых волос.
«Чего вы кричите на весь дворец? Там внизу, под лестницей, уже целая толпа прислуги вас слушает».
«Шеллирия, — строго произносит мать, поворачиваясь к дочери. — Кто позволил тебе снова распускать волосы? И где ты взяла это ужасное платье? Почему не надела то, что вчера привезли?»
Принцесса с улыбкой оглядывает свой небесно-голубой с белыми оборками наряд.
«То красное — ненавижу красный. Поэтому я поменялась с Фирци».
Показывает матери язык и убегает.
Постылые дворцовые декорации, алые драпировки и белоснежная лепнина тают, словно дым в ночном небе. Пустота воцаряется.
— И? — пожимает плечами Райш. — Я отлично помню своё детство. К чему было вытаскивать из моей головы именно эту дурацкую сцену?
— ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ? БЫТЬ ВЫГНАННЫМ?
— Что? Нет… Наверное, нет. Я бы не хотел, чтобы до такого дошло, но… Я хочу, чтобы всё наладилось. Само, — он выдыхает и опускает плечи. — Но ведь так не бывает, правда? Чтобы всё наладилось, нужно что-то делать. Нужно чем-то жертвовать. Выбирать.
Тёплые ладони скользят под мышками, ложатся на его грудь. Он без капли удивления сжимает смуглые пальцы, ощущает, как к спине льнёт девичье тело. Пустота незаметно сменяется знакомым местом — подножием поросшего умедийским лесом холма. И солнце точно так же слепит глаза напоследок, готовясь скрыться за горизонтом. Воспоминания? Зио сейчас признается ему…
— Принц!.. — девушка с испуганным возгласом отпрыгивает, как от ядовитого растения.
Стоп. Тогда она ещё не знала. Значит, это не воспоминания — но и для иллюзии всё слишком реально.
— Ради богов, — Райш притворяется, будто сердится, изо всех сил пытаясь не заржать, — вспомни уже моё имя, а?
Она неуверенно улыбается, опускает голову — белые волосы лёгкой завесой падают на лицо. И он делает шаг вперёд, заключает её в кольцо своих рук, прижимает к груди — такую нежную, такую податливую…
Трава упруго мнётся, когда они вместе на неё падают. Зио смеётся — словно колокольчик звенит. Чёртовы верёвочки, неужели трудно пришить пуговицы? Как они развязываются? Внизу всё набухает от близости желанного женского тела, давит и болезненно пульсирует.
Сейчас, когда одежда больше не помеха, ему хочется начать сразу же, вонзиться в это восхитительное тело — но он знает, что не позволит и не простит себе такой слабости. Кожа девушки на ощупь нежная, бархатная; тёмные глаза томно глядят из-под полуопущенных белых ресниц; через приоткрытые губы вырывается горячее учащённое дыхание…
Только когда она сама нетерпеливо подаётся к нему, притягивает, направляет — только тогда он позволяет себе проникнуть внутрь — постепенно, глубже и глубже, в горячую и влажную тесноту, теряя от неё голову, но из последних сил сдерживая себя. А потом замирает на какое-то время, просто наслаждаясь тем, как плотно обхватывает её лоно, как она сама задержала дыхание, отдаваясь неге.
Он начинает аккуратно, лёгкими толчками, как она любит, не сводя взгляда с её лица. Это восхитительно: на нём отражается каждый оттенок ощущений, которые она переживает. Движения ускоряются сами собой, срываясь в слегка безумный ритм, бархатистое смуглое тело выгибается, льнёт к нему, тихие судорожные вздохи сменяются нетерпеливыми стонами.
Развязка наступает одновременно: Райш, едва почувствовав, что она готова, перестаёт сдерживаться. Но если его финал вспыхнул и тут же утих, то её длится долго, долго — и он наслаждается им вместе с ней, считывая блаженство с её лица.
— Райш, — шепчет она, едва отдышавшись, — я люблю тебя…
— О, ты вспомнила моё имя, — отзывается он, не решаясь среагировать как-то по-другому.
Она слабо улыбается и тает в его руках.
— ТЫ ХОЧЕШЬ ЭТОГО?
Райш вздрагивает. Неловко вышло — он как-то умудрился забыть о чужом присутствии.
— Хочу, — с лёгким раздражением соглашается он. — Но не только этого.
— НЕ ТОЛЬКО…
Пустота начинает дрожать, и он жмурится, понимая, кого сейчас увидит. Терзаясь чувством вины и болью.
Уши снова наполняются пением птиц и множеством лесных звуков. Он удивлённо открывает глаза и глядит на огромный дуб в центре поляны. Золотая кора искрится, когда по ней пробегают вездесущие солнечные зайчики; огненно-алые листья беззвучно трепещут на ветру.
Он внимательно вслушивается, не отрывая глаз от иллюзии, и наконец слышит за спиной лёгкие шаги по лесному ковру.