Почти все ведущие немецкие атомщики были интернированы. Их разместили в роскошном имении недалеко от Лондона. В их распоряжении были теннисные корты, газеты и радио. Они были спокойными и надменными. Они были переполнены чувством гордости за то, что им одним ведома тайна урана, что они одни могут сделать то, к чему никто в мире и близко подойти не мог. Шестого августа они услышат по радио о Хиросиме. Первой их реакцией было недоумение, потом они решили, что это пропаганда, что это просто новая бомба, ничего общего не имеющая с ураном. А когда вечером того же дня были переданы подробности и они поняли, что речь действительно идет об атомной бомбе, началась истерика. Они стали упрекать друг друга в недостаточном старании, в плохой организации. Сокрушались над тем, «как им дальше жить после такого удара по германскому научному престижу» [41, с. 111]. Это потом, через сутки, появится новый мотив. Через сутки Гейзенберг понял все и объяснил своим коллегам. И появился новый мотив: они все знали и понимали, но не могли допустить, чтобы страшное оружие попало Гитлеру в руки, а реактор строили в мирных целях, хотели получить электроэнергию. Но только правда может быть правдой. И она известна.
Глава 12. Каскадные ливни
На исходе сентября 1932 г. Юрий Борисович Румер вернулся в Москву. Он отсутствовал пять лет. Как изменилась Москва за это время! Как все здесь изменилось! В воздухе стоял запах сосновых и березовых досок вперемешку с запахом известки. Город был в лесах. Исчезли переулки и целые улицы. И даже старожилу легко было заблудиться в самом центре Москвы 30-х годов. На каждом шагу возвышались новостройки, издали похожие на гигантские спичечные домики из гигантских спичек-бревен. А с близкого расстояния легко было разглядеть, как по наскоро, но прочно сработанным деревянным лестницам снуют молоденькие девушки в красных платочках и чубастые парни, бегают, казалось, без остановки. И от этого бесконечного движения новостройка походила на муравейник.
Несмотря на трудности быта (еще не была отменена карточная система), в городе царили задор и веселье. Лозунг отождествлялся тогда с программой, требующей наискорейшего выполнения. И если был лозунг «Выполним пятилетку в четыре года!» — выполняли, выполняли и за два с половиной года. Если был лозунг «Освободим страну от импорта!» — освобождали. Освобождали от импорта не только легких товаров, но и от импорта станков, измерительной аппаратуры, турбин, автотракторного оборудования. Только один Ленинский район Москвы рапортовал о введении в строй за годы первой пятилетки двадцати новых фабрик и заводов [43, с. 299]. Так было.
И каждый чувствовал себя хозяином, каждый считал, что именно от него, от того, что он делает сейчас, сию минуту, зависит судьба его страны.
«Все 420 минут рабочего времени — производству!» — рабочее время считалось не в часах, а в минутах.
Московский университет встретил Румера тепло и по-деловому — ему немедленно предложили должность доцента на кафедре теоретической физики и тут же потащили на лекцию. В коридоре висело объявление: «Кто хочет стать профессором?» и стрелка, «указывающая на ящик, куда следовало опускать заявления» [23].
И, не опомнившись еще с дороги, Румер с удивлением слушал лекцию профессора Фаулера из Кембриджа о новейших достижениях в области изучения атомных ядер. Лекция состоялась 24 сентября.
«Текущий 1932 год, — начал Фаулер, — оказался для физики „Annus mirabilis“ (годом чудес). Представляется интересным кратко рассказать в историческом порядке о жатве новых открытий, собранной этим годом.
Первым открытием было открытие нейтрона и изучение некоторых его свойств. Весьма содержательные наблюдения, произведенные Жолио и его женой Кюри-Жолио при изучении проникающего излучения, испускаемого бериллием при бомбардировке его альфа-лучами, были продолжены Чедвиком, причем ему удалось доказать с уверенностью, не допускающей разумных сомнений, что по крайней мере часть этого сильно проникающего излучения состоит из частиц массы 1 и заряда 0, кинетическая энергия которых равна 4·106 эВ; частицы эти были названы Чедвиком нейтронами» [44, с. 37].
Фаулер рассказал об экспериментах Чедвика, о массе нейтрона, которую Чедвик вычислил, и о некоторых прогнозах, связанных с этим открытием. Вторым замечательным открытием этого года Фаулер назвал результаты эксперимента Кокрофта и Уолтона, сделанного в лаборатории Резерфорда.