В то же время они задумали и быстро написали научно-популярную книгу «Что такое теория относительности». Ландау дал этой книге шутливый отзыв: «Два жулика уговаривают третьего, что за гривенник он может понять, что такое теория относительности». Сам же Ландау пояснял этот отзыв: «То, что мы с Румом жулики, понятно. А почему же третий жулик? Да потому, что он за тот же гривенник хочет понять теорию относительности». Не так весело сложилась судьба рукописи этой замечательной книги. Книга, которая будет издана более чем на 20 языках мира, впервые увидит свет лишь в 1959 г. благодаря Евгению Михайловичу Лифшицу, сохранившему единственный рукописный экземпляр книги двух «врагов народа».
Глава 13. Пятиоптика
В 1938 г. Ландау и Румера арестовали. Их арестовали в один день и посадили в одну камеру. «Мы улыбнулись друг другу, — рассказывал Юрий Борисович, — и, конечно, решили, что они хотят подслушать наш разговор, раз посадили в один „конверт“ — маленькую бутырскую комнатку, где вы можете встать, сесть, но не ходить. На самом деле, как потом выяснилось, это произошло из-за обычного беспорядка. И вообще оказалось, что ордер на мой арест был выписан на 26 апреля, а взяли 28-го. Просто потому, что не успевали брать, — много было таких. И первое, что мне сказал Дау, было в его духе: „Ну и подарочек ты получил ко дню рождения, Румчик, поздравляю тебя!“».
Двадцать восьмое апреля — день рождения Юрия Борисовича. После того как Румер все-таки без удовольствия принял поздравление, Ландау как ни в чем не бывало стал рассказывать о своей последней научной догадке: «Послушай, Рум, ты даже не представляешь себе, что я придумал! Я разгадал тайну жидкого гелия!»
В 1937 г. Петр Леонидович Капица открыл парадоксальное явление: гелий, охлажденный до сверхнизких температур, близких к абсолютному нулю, не только не затвердевал, но терял вязкость и становился сверхтекучим. Румер был первым человеком, который услышал блестящее объяснение сверхтекучести гелия, фантастического объекта, в котором квантовые эффекты проявляются в макроскопических масштабах. И только спустя три года узнает об этой работе Ландау мир.
Они просидели вместе одну только ночь, а потом развели их по разным камерам. Ландау просидел год. Румер — десять. После десяти лет пришли этап и ссылка. Они встретятся через 15 лет. Ландау по-прежнему главой теоретического отдела физпроблем, Румер — преподавателем Енисейского учительского института.
Румера продержали в Бутырках недолго. Юрий Борисович рассказывал: «Мне предъявляли такие невероятные вещи, „уличали“ в таких нелепостях, что я понял, возражать и оправдываться бессмысленно, главное — сохранять спокойствие и доброжелательность. На третий день после ареста мне предъявили письмо Ландау Ежову и спросили: „Вы почерк вашего друга знаете?“ — „Знаю“, — говорю. — „Вы сможете отличить, его почерк от подделки?“ Я сказал, что да. — „Вот, читайте, что он пишет“. И я читаю: „Народному комиссару Ежову. Я, профессор Ландау Лев Давидович, настоящим свидетельствую, что я организовал группу профессоров физики в составе Румера Ю. Б., Тамма И. Е., Леонтовича М. А. и т. д. с целью всенародного подрыва теоретической физики в нашей стране. Я сам, например, в своей работе по квантовому электронному газу выхолостил из нее все практические применения, оставив одни голые формулы…“ и т. д. „Вот так, — сказал мне следователь, — убедились? А теперь давайте договоримся, что без применения физических методов воздействия вы поставите подпись под этой же бумагой“. „Была не была, — подумал я, — все равно одна смерть“ — и „без применения физических методов воздействия“ я поставил подпись под той бумагой. Так что меня ни разу не били. Моя жена до сих пор этому не верит. Держали в „стойке“, да, светили в лицо, издевались, но не били. Я сочувствовал этим людям. Мне казалось, они были уверены, что имеют дело с настоящим шпионом, и, как могли, старались. Через много лет я встретился с моим бутырским следователем в Московском университете; я — уже восстановленный в правах, он — в гражданской форме. Я хотел было пройти мимо, но он меня остановил: „Юрий Борисович, я хочу вам сказать, что спустя год после вашего ареста, когда вам выносили приговор, я подал протест в военную прокуратуру о том, что, как я установил, единственное обвинение, предъявляемое гражданину Румеру, арестованному в апреле 38-го г., заключается в его связи с врагом народа Ландау. Но что к моменту вынесения приговора Румеру означенный Ландау был уже органами министерства внутренних дел освобожден. На этом основании я, прокурор Советской Армии …заявляю протест и требую отмены приговора“. А я к тому времени уже трудился над флаттером крыла самолета, по-видимому не без его содействия, — дело в том, что после того, как я подписал „признание Ландау“, меня все еще допрашивали, и однажды среди всей этой абракадабры, которая называлась допросом, я услышал: „Работать на Советскую власть инженером будешь?“ — „Конечно!“ — обрадовался я. Так я попал в Болшево к авиационникам».