Глядя на разрушающиеся стены Афин и развалины Рима, я замечаю лишь бесприютность и голод. Я не любитель живописной нищеты. Меня не трогают романтические лохмотья.
А между тем именно жажда романтических приключений заставила меня покинуть родной дом. Меня увлекало все яркое и необыкновенное, ибо я был в том возрасте, когда человек больше всего влюблен в романтику. Да я и сейчас не изменился. Теперь я старше, но час разочарования для меня еще не наступил и, думаю, никогда не наступит. В жизни много романтического — это не иллюзия. Романтика живет не в светских гостиных с их нелепыми обычаями и глупыми церемониями; она не носит блестящих мундиров и сторонится безвкусных придворных празднеств. Звезды, ордена и титулы ей чужды. Пурпур и позолота убивают ее.
Романтику надо искать в других местах — среди великой и могучей природы, хотя и не только там. Ее можно найти среди полей и дубрав, среди скал и озер, так же как и на людных улицах больших городов. Ибо родина ее в человеческих сердцах — сердцах, которые охвачены высокими стремлениями и бьются в груди у людей, жаждущих Свободы и Любви.
Итак, я устремился не к старым классическим берегам, а в более молодые страны. В поисках романтики я отправился на запад. И я нашел ее и упивался ею под ярким небом Луизианы.
В январе 18 . . года я ступил на землю Нового Света, на землю, политую английской кровью. Любезный шкипер, который перевез нас через Атлантический океан, доставил меня на берег в своей шлюпке. Я стремился увидеть места, где происходили последние исторические сражения; в ту пору я увлекался военной историей. Но мне хотелось осмотреть поле боя в Новом Орлеане не из простого любопытства. Я придерживался мнения, считавшегося в то время еретическим, что мирные люди, вынужденные взяться за оружие, сражаются в иных случаях не хуже наемников-профессионалов, и что длительная военная муштра не служит непременным залогом победы. История войн при поверхностном изучении как будто опровергает это мнение; оно противоречит также и свидетельствам военных. Однако свидетельства профессионалов не имеют большого значения в этом вопросе. Разве можно найти хоть одного военного, который не старался бы выставить свое искусство в самом героическом свете? Кроме того, властители не жалели сил, чтобы ввести свои народы в заблуждение. Надо же было им найти какое-то оправдание для той чудовищной обузы, какой для нас является «регулярная армия».
Мое желание увидеть поле боя на берегах Миссисипи (4) имело прямое отношение к интересовавшему меня вопросу. Эта военная операция служила веским доводом в мою пользу, ибо на этом месте шесть тысяч человек, никогда не слышавших команды: «Напра…во!», победили, разбили наголову и, можно сказать, почти стерли с лица земли прекрасно вооруженную и обученную армию, вдвое превосходившую их числом.
После того как я побывал на месте этой битвы, мне довелось и самому участвовать во многих боях. И теорию, которую я в то время отстаивал, я впоследствии проверил на опыте. Вера в военную муштру — это заблуждение, а сила регулярной армии — иллюзия.
Через час я уже бродил по улицам Нового Орлеана, не думая больше о войне.
Мысли мои приняли другое направление. Передо мной, словно в панораме, развертывалась кипучая жизнь Нового Света во всей ее свежести и многообразии, и, вопреки принятому мною решению nil admirari — ничему не удивляться, — я невольно с удивлением озирался вокруг.
Одной из первых неожиданностей, поразивших меня, можно сказать, еще на пороге моей жизни за океаном, было открытие, что я ни на что не годен. Я мог сослаться на свой аттестат и сказать: «Вот доказательства моей учености — я удостоен высшей награды в колледже». Но на что он мог мне пригодиться? Те отвлеченные науки, которым меня учили, не имели никакого применения в реальной жизни. Моя логика была просто болтовней попугая. Моя классическая ученость лишь загромождала мою память. И я был так же плохо подготовлен к жизненной борьбе, к труду на благо своему ближнему и самому себе, как если бы изучал китайские иероглифы.
А вы, бездарные учителя, пичкавшие меня синтаксисом и стихосложением, — вы, конечно, назвали бы меня неблагодарным, если бы я высказал вам все возмущение и презрение, которое охватило меня, когда я оглянулся назад и убедился, что десять лет жизни, проведенных под вашей опекой, пропали для меня даром, что я глубоко заблуждался, считая себя образованным человеком, а на самом деле ровно ничего не знаю.
Итак, с некоторым запасом денег в кармане и очень небольшим запасом знаний в голове я бродил по улицам Нового Орлеана, удивленно озираясь вокруг.