Хлопает ее по руке.
Сисси снимает наушники.
СИССИ. Я готова.
УИЛФ (в восторге). Ну вот! А я что тебе говорил? Она готова.
Рэджи выдавливает из себя улыбку.
СИССИ. А что здесь смешного?
УИЛФ. Ровно ничего. А что ты слушала?
СИССИ. Конечно нас. «Риголетто». До чего хорошо мы пели! Зачем ты меня прервал? У тебя что-то срочное?
УИЛФ. Не могу вспомнить.
СИССИ. Слава Богу, что кто-то еще, кроме меня, не может что-то вспомнить.
РЭДЖИ. Весьма любопытно. (Читает). «Вопрос о том, могут или не могут поэзия и музыка существовать на основе приемлемого равенства, — будет рассмотрен ниже в данной главе. Считаем нужным заметить, что термин „поэтический“ в определении основного импульса всех искусств- является ошибочным, так как он может вызвать только неразбериху и путаницу понятий». А вы как думаете?
УИЛФ. Я думаю, что в нашу обитель прибыл новый обитатель. Интересно, кто это?
СИССИ (чрезмерно возбуждена). Что? Что? К нам едет какой-то новенький? Мне никто об этом не говорил. Новое поступление? Кто? Кто это может быть? (Отстегивает наушники, прячет плейер в сумку).
УИЛФ. Если бы я знал, то я бы не спрашивал.
СИССИ (расстроена сверх меры). Я хочу, чтобы они ставили нас в известность. Почему такая секретность?
РЭДЖИ. Потому что это единственное средство сохранить над нами контроль. Секретность — основа всякой власти. (Продолжает читать).
СИССИ. До чего же противно!
УИЛФ. Уверен, что это какая-то важная персона.
СИССИ. Почему ты уверен?
УИЛФ. Не знаю. Просто мое ощущение. Несколько дней мне казалось, что здесь что-то происходит. Вокруг какая-то суета, люди перешептывались друг с другом.
СИССИ. Терпеть не могу, когда люди о чем-то шепчутся. Я всегда думаю, что они шепчутся обо мне. СИССИ Робсон, СИССИ Робсон, СИССИ Робсон…
УИЛФ. А сегодня утром они торопили нас с завтраком.
РЭДЖИ (вспыхивая). В моем присутствии о завтраке прошу не упоминать!
УИЛФ (продолжая)…а затем выпроваживали нас из коридоров, сам Дуче и старшая сестра — матрона — были такие взъерошенные. И я про себя решил, что они ждут какую-то важную персону.
СИССИ. Но почему ты не сказал мне об этом? Ведь кроме тебя никто ничего не знает. Все молчат. А ты знал, РЭДЖИ?
РЭДЖИ (о своем). Я уверен, что Эрнст Ньюмен прав. Поэзия не может быть основным импульсом всех искусств.
УИЛФ. О, какой ты зануда, РЭДЖИ! Вместо своего Вагнера почитал бы лучше Кама Сутру, книгу о сексе в индийской мифологии.
СИССИ. РЭДЖИ таких книг не читает, потому что он истинный джентльмен, чего нельзя сказать о тебе, УИЛФ. РЭДЖИ, я так рада, что ты благополучно вернулся из Карачи!
Рэджи и Уилф обмениваются взглядами.
РЭДЖИ. Мне очень хотелось, хотя бы раз в жизни спеть Тристана или Зигфрида. Но они прошли мимо меня.
УИЛФ. Вагнера поют только проклятые иностранцы. Мы лучше всего исполняем британских композиторов: Россини, Доницетти, Джузепе Верди.
Рэджи улыбнулся.
СИССИ. Я где-то прочла, что если бы Джузеппе Верди родился в Англии, его непременно окрестили бы Джоном Грином — Зеленым. Но с таким именем разве можно сделать карьеру? Представьте себе «Реквием» Джона Зеленого. Содрогнуться можно.
РЭДЖИ. Раз уж мы заговорили о Верди, есть ли идеи в отношении концерта десятого октября?
УИЛФ. Думаю, что каждый должен выступить соло.
РЭДЖИ. А не проще бы трио? Не так ответственно.
СИССИ. Трио? Лучше уж что-нибудь старенькое. Не уверена, что смогу выучить новый текст.
РЭДЖИ. Давайте обсудим это на специальном заседании — позже. (Делает в блокноте пометки).
УИЛФ. Какое еще там специальное заседание? Неужели нельзя просто об этом договориться?
СИССИ. А все-таки, как некрасиво с их стороны без нашего согласия принять какого-то нового человека.
РЭДЖИ. Это нормальный процесс. Они не обязаны спрашивать нас. Здесь распоряжаются они, а не мы.
УИЛФ. РЭДЖИ прав. Мы приходим и уходим, а начальство пребывает вовеки. И когда наши голоса умолкнут, то есть перейдут в хор небесных херувимов, в наши комнаты вселят кого-то другого. Такова жизнь. Месяц назад Лоуренс Тиммс покинул эти берега, а сейчас, вероятно, поет дуэт с Марией Каллас. Мы знали, что на его место придет другой…