- Но о проекте не забыл? – догадалась Саломея.
- Именно, - без особого энтузиазма согласился Арк-Ми. – Ты знаешь, что такое рисунки? У тебя ведь есть дочь. Говорят, что сейчас дети снова начинают рисовать…
- Я знаю, что такое рисунки.
- После ссоры с отцом брат замкнулся. Не знаю, как он пришел к рисункам, но когда я тайком пробрался в его комнату, то там все было завалено набросками «Мекки». Я долго привыкал разбираться в этих детских набросках, высмеивал брата, думая, что он совершенно не умеет рисовать, но когда все эти цветовые пятна начали собираться в картинки, когда мне удалось научиться воспринимать застывшую на плоской поверхности трехмерность, а не все эти интегрируемые в сознание образы, то я понял, что мой брат очень талантливый художник. Я сказал, что мы должны показать рисунки отцу. Брат вспылил и заставил меня поклясться, что о рисунках никто не узнает. Он называл их комиксами, заверяя, что именно такие названия носили раньше картинки с диалогами, повествующие в своей череде ту или иную историю.
- Комиксы?
- Никогда не слышала о подобном?
- Нет.
- Я тоже не верил, пока не заглянул в архивы Хронографов, изучавших отголоски далекого прошлого. Не знаю как, но брат, наверное, изучил как-то эти архивы, когда был ребенком. Может, он взломал нейронную сеть, может в тайне от отца списал с его счета нужное количество единиц Влияния, чтобы оплатить доступ к архивам… А может, просто придумал… - Арк-Ми устало и как-то грустно улыбнулся. – Брат вообще всегда был странным до мурашек на коже. Особенно его идеи. Словно настоящее, прошлое и будущее сплавились у него в голове, дав неограниченный доступ к своим архивам. Он всегда генерировал идеи – иногда что-то старое, забытое, иногда свежее, несуществующее прежде. Десятки теорий. Сотни доказательств. Но все это всегда вращалась вокруг «Мекки». Брат не хотел думать ни о чем другом. Он вынашивал, совершенствовал и лелеял идею мира, где зарождаются Квазар и Размерность, где нет Великого Ледника, а на Тихоокеанских Пляжах шумит прибой и дети звонко смеются, слепя взрослым глаза, пуская солнечные зайчики. Ты знаешь, что такое солнечные зайчики?
- Нет.
- Это когда лучи солнца отражаются от зеркальной поверхности.
- Где же сейчас найти это солнце?!
- Тоже думаешь, что идея брата не будет пользоваться спросом?
- Не знаю, но мне, пожалуй, было бы интересно. Вот только… Как твой брат узнал обо всем этом? Я понимаю, что есть архивы Хронографов, что и сейчас можно заплатить за прыжок в эхо прошлого и посмотреть эти угасающие картины минувшего, но… Но ведь это актуально если ты, например, знаешь о солнечных зайчиках и хочешь увидеть их, а если знаний нет, то… То не должно быть и интереса, верно?
- Верно, вот только с моим братом это почему-то не работает. Он словно везде и нигде, всегда и никогда.
- Как Квазар?
- Верно.
- Забавное сравнение. Вот только… - Саломея помялась, но решила, что лучше сказать то, о чем думает. – При первой встрече Прай-Ми не показался мне особенным. Скорее обычный ученый-неудачник, возомнивший себя гением в надежде подцепить женщину. Любую женщину, лишь бы поглупее и подоверчивее. К тому же разговоры о подлинной гениальности Прай-Ми – не более чем условность. Даже для Акеми, которые никогда не доводят до конца свои проекты, или не могут похвастать, что первоначальная идея принадлежит им, Прай-Ми не добился ничего существенного, не заявил о себе, не потряс мир науки шокирующими теориями и откровениями… Прости, конечно, но те же самые организаторы «Голода» добились куда большего, чем твой брат.
- Это разные направления. К тому же они всего лишь спонсоры и финансовые двигатели проекта, не основатели, не инженеры, не творцы.
- Тогда давай возьмем игровую площадку «Фивы», где ты работал с братом. Руководитель Пер-Либан – Акеми. Говорят, он сам написал первичные протоколы каркаса системы…
- Главным проектировщиком была девушка по имени Шамс – беглый резонансный инженер Размерности. Никогда не вдавался в подробности, что она натворила, но Пер-Либан выкупил ее у Хранителей, перечислив на счета Институтов Всемирной Иерархии немало единиц Влияния.