Егерь выстрелил — лес отозвался ему каждой сосной. Заплескалось в хвое, и вниз сорвалась птица. Падая, она хваталась лапами за ветки.
Она легла под сосной, в каждой лапе держала по веточке с зеленой щеточкой хвои.
— Взять ее? — спросил я.
— Зачем? Лес родил, лес возьмет.
Пригласив отдохнуть, егерь бросил плащ на землю. Садясь, я по пружинности под собой понял, сколько сотен лет здесь копилась хвоя.
А по вороне уже ходили коричневые мелкие жуки. Они показались мне сором. Жуков-могильщиков становилось больше. Они сновали в перьях, пробегали по клюву, останавливались на глазах. Они походили на крохи почвы: казалось, это сама земля берет птицу.
…Не могу вообразить Чуха в лесу с этюдником в руке и с грузом рационализма на плечах. А ведь он — часть моих привычек. Пацанами мы ходили к Никину: тот был старый друг отца и не только давал уроки рисования, но и подкармливал меня. Я был ему свой, а Чух — ходящим на уроки: Никин готовил нас в техникум и звал своими «цыплятами». Чух был и тогда самоуверен. Он закурил на первом же уроке, и Никин вскрикнул: «Цыпленок-то курит!»
Чух не только умел курить, но уже и «крутил», чем хвастал. Тогда-то он и взял надо мной командный тон.
…Думал о своей и чужой лжи и границах ее. Я недостаточно сильно любил Н., т. е. я обманул ее. Отсюда и ее обман.
Жара на плюс сорок. Солнце уже на восходе быстро разогревается. Сначала оно багрово-туманное, затем красное (ходят по нему еще какие-то тени). Но вот оно желтое… Слепящее!
Его нет возможности написать красками, они — цветная грязь.
…Спас муху с зелеными!!! глазами. Точнее, их цвет зелено-желтый. Вынул ее из варенья. В благодарность она садилась только на мой нос и лезла только в мою тарелку. Я механически прихлопнул ее. Это и есть дружба человека с природой.
…Явилась мысль стать фотографом. Соображения: я реалист и преклоняюсь перед тем, что вижу. Человечье лицо, дерево, птица мне кажутся бездонными, невыразимыми до конца. Но только новая оптика и совершенные аппараты могут передать в мельчайших деталях эту реальность (а значит, и ее правду). Фотография — великое чудо. Кто учился рисовать, тот знает, как трудно принуждать руку, и какой технический, буквально ракетный взлет есть создание мгновенно и точно рисующего прибора. И потом, фотография современна, она — в развитии. Когда-нибудь, я уверен, фото смогут ожить под прибором, а картины навсегда увязли в своих рамах. И еще одно соображение, самое важное. Попробуй-ка точно нарисовать птицу, насекомое, рысь. Тогда их нужно принудить позировать, т. е. убить. А фотокамерой я схвачу их на бегу, в полете, в любой стадии движения. Я сказал об этом Чуху, и он меня высмеял.
16 июля. Днюю и ночую на реке. Сегодня писал лодку и рыбака в ней. Голубизна неба уходит в белизну бортов, а та желтыми и голубыми тонами в загорелую спину рыбака.
…Рыболовы протоптали по берегам дорожки, наверное, до Обской губы. Брожу, наблюдаю рукодельное море. И у него своя жизнь: один кусок берега море пожирает, на другом откладывает остатки своих трапез — песок. Оттенки его ласковые для глаза, подбирать их на палитре легко и приятно, будто песочек перегребаешь. Загорает Володька — в первородном виде.
Фигура у него — антик. Этот плотский счастливчик раздражает меня своим незаслуженным везеньем. Знаешь, что дрянь, но красив, и это примиряет.
Володька:
— Ложись, грей свои кости.
Он смотрит на меня в черные стекла очков, подставляя солнцу классические ягодицы. По ним прыгают синие отблески. Не могу же я появляться со своими физнедостатками около этой плотской элиты. И я ухожу, бормоча:
— Солнце, боюсь кровохарканья.
18 июля. Съездили с егерем на ловлю сорожек. Мотор был в ремонте, и мы шли на веслах. Греб егерь, решивший согнать жирок.
Сорожек наловили полный таз. Хорошенькие рыбки, плавники оранжевые. Строя планы об их жаренье и копчении, мы поплыли обратно вдоль берега. Здесь когда-то (спешили заполнить водохранилище) был неряшливо срублен сосновый лес. Огромнейшие пни торчали у берега, а вода подмывала их. Они приподнялись на корнях, потеряли кору, стали белыми. Они казались тысячным стадом осьминогов, готовых атаковать берег.
И вдруг (жуткий момент!) осьминоги шевельнулись. Пустив волну, к солнцу уходила большая черная лодка. Мотор ее работал тихо, но мощно. Тянулись водяные усы, заплескалась вода.
Лодка шла от нас с удивительной скоростью, а из-за тихости мотора в ней было что-то призрачное. Это браконьеры.