Я пришел и возликовал — ветки зеленели. Стояли по побережью речного заливчика и зеленели. Все!
Я ликовал: сон овеществился, растут мои кустики.
Они хотят расти, это ясно. Но радоваться еще рано.
«Тебе везет, — думалось мне. — Да и тальник — хваткая порода. Он похож на городских воробьев и тополя. Но ты вот что скажи — какие выводы ты можешь сделать из этих веточек?.. Где статистика? К тому же ты не знаешь толком, отчего здесь умирает лес. Только ли виноват человек? Нужны опыты…»
Я снова вырезаю из кустов сто веточек. Беру их из густот, чтобы остающимся веткам было легче дышать.
И сажу их потому, что речка пахнет кислым пивом.
Потому, что обрывал зеленое с берегов далеких сибирских речек. Там я взял, здесь возвращаю.
…Первая, вторая, третья ветка… Кричит лягушка, с невысокого берега смотрит рыбак, толстый мужчина нулевого темперамента. Смотрит и молчит, и никаких тебе реакций.
…Двадцатая, двадцать первая ветка… Это же аксиома — воду мелких речек отлично сохранят тальники, а речки наполнят озера и большие реки. Вот наблюдение, отмеченное прессой: оголили берега восточного озера Ханки, и оно стало быстро мелеть.
Вывод? Берегу нужны сильные кусты. Здесь же тальники, что еще растут, вялые, как магазинные овощи.
…Сорок вторая, сорок третья, сорок четвертая…
Мужчине надоело глядеть стоя, он садится. Я громко спрашиваю, не испытывает ли он желание помочь? Нет, не испытывает, ушел… Но даже спина его не высказала своего отношения ко мне, а была равнодушно необъятная, лениво шевелящая лопатками.
…Шестидесятая, шестьдесят первая ветка. Будущим кустам надо стоять общо, тогда они подопрут друг друга. Так пусть же мои тальничата будут загущены… восемьдесят пять, восемьдесят шесть… будут крепкими, бойкими, разбегающимися во все стороны.
Начав, всегда увлекаешься… Я вырезал ветки — таловые и ольховые, даже рябиновые — и садил их. Притыкал к воде, чтобы в рыхлом и мокром вышли скорее корни. Мне хочется увидеть их, шевелящиеся и белые.
Я-1: Если бы все праздно шатающиеся у реки делали то же самое… Мы бы все потерянные леса вернули обратно. Что, если мне сагитировать ну хоть бы туристов?
Я-2: Опомнись! Ты не знаешь последствия твоего поступка. Если миллиарды свихнутся и станут сажать кусты, то… места не хватит. Это делают иначе: надо ждать рекомендаций науки. Она — ты пойми это! — должна рассчитать все связи. Ну, количество червяков на один квадратный метр, слизней, микробов. Командовать природе опасно!
Я-1: Ждать, когда сосчитают бактерии? Не мешай!
…Я связал ветки в толстый пахнущий пучок и унес их к прежним моим веткам. Стал садить их в промежутках, среди прочих зеленых огоньков, в мелкие лужицы, оставшиеся от последних дождей.
Сажая, я расщеплял концы веток и вспоминал самолет и разговор тех, двоих.
Они говорили, что в США скоро будут выпиты девятьсот восемьдесят рек. Ну, а мои посадки охранят воду в одной речке.
Что, если такое затеют все? Будет это колоссальным нарушением природного равновесия? Едва ли. Конечно, неплохо привлечь научные коллективы. Но мы обошлись без них, уничтожая леса. Так же обойдусь я, сажая эти таловые кустики: мне нужно оставить после себя миллион деревьев. Их задолжали мои предки, такие яростные к лесу (рубили, жгли его).
Посаженные ветки ольхи и рябины привяли, а тальнику хоть бы что: держится, зеленеет. Он нарушил требование обязательного весеннего пересаживания.
Так — сначала был один дождь, потом второй, третий… После него пришла дымка и легла на все. Она вобрала звуки и краски, приглушила очертания.
Сначала дымка мне казалась вредной, а влажность ее (с запахами трав, ягод и первых грибов) удушливой и преступной в этот вечер. Она смазывала очертания предметов, и это была кража. Но глаз привык к ее обволакивающей мягкости, и дымка стала нужной. Она, вобрав в себя мелочь, оставляла широкое. Все теперь было сближенным в массивные куски. А деревья стали одним деревом, но разбежавшимся повсюду.
Эврика!.. Смешение рас усилит моих зеленых солдатиков, гибрид сильнее родителей. Значит, нужны тальники другой семьи.
Я взял нож и пошел вниз по течению.
Здесь речка была свежее, а процесс оскудения медлительнее, как облысение заботливого к своей внешности старика. Причина: берег крут и неудобен для водопоя, рыбалок и устройства ночного лагеря. Вывод? Тот же: человек стал природным фактором, лес и река давно живут не сами по себе, а — вместе с нами.