– Договорились? – спрашивает девушка или женщина. Капсула искажает её голос, даже примерно не могу распознать сколько ей лет.
Моих сил хватает на то, чтобы прикрыть веки, видимо, Джудит решила – это знак согласия. С тихим стоном стеклянная крышка поднимается вверх и отодвигается в сторону. Распахиваю веки и глубоко вдыхаю "свежий" воздух. Девушка склоняется надо мной, на вид ей не больше тридцати. Темные волосы собраны в пучок, несколько прядей спадают на худое миловидное лицо, карие глаза прожигают меня сочувствием. Я физически ощущаю как ей жаль меня. Мне тоже себя жаль, но она не имеет никакого права считать меня слабой и немощной. Я не такая.
В данную минуту, возможно, и такая, но не всегда.
Жалость – одно из самых отвратительных чувств. Кто-то пользуется им, чтобы добиться своих целей. Кто-то использует, как инструмент для манипуляции. Кто-то просто любит быть жертвой, принимая жалость с распростертыми объятиями и даже не старается ничего изменить. И нет ни одного случая, когда жалость была бы уместна, она отвратительна, как тухлое яйцо, которое Джудит мне сейчас преподносит. Чувствуя отвратительный запах жалости, морщусь и сжимаю зубы.
Рядом с лицом девушки появляются ещё два. Это мужчины, они выше Джудит как минимум на голову, по их плечам могу судить, что они не хилые слабачки.
Девушка прикладывает свою ладонь к моему лбу и, поджимая губы, сокрушительно качает головой. Отстраняется от меня, так что я её больше не вижу, но слышу.
– Её нужно уложить на кровать. – стоит этим словам повиснуть в воздухе, как мужские руки довольно небрежно хватают меня за руки и за ноги. – Дэни, Роджер, пожалуйста, аккуратнее.
Суки! Пока я разлепляю губы, чтобы пообещать им ужасную кару за то, что они несут меня как мешок картошки, хватка на моих конечностях пропадает. Так и не успев сказать ни слова, оказываюсь на мягкой поверхности кровати.
Мужчины отступают от меня на шаг назад, и тут я понимаю, что нахожусь в аквариуме. Теперь я вижу, что комната стеклянная. Аллегория с бабочкой становится более яркой. Клаустрофобия более ощутимой.
– Сейчас я поставлю тебе укол, и ты немного поспишь. – говорит Джудит.
– Не-е-ет. – еле выговариваю я. Издаваемый мною звук настолько противный, словно патефон заел пластинку, и она жалобно пищит, молит о помощи, просит отключить аппарат.
Девушка хмурит брови, и в её руке я уже вижу шприц с прозрачной жидкостью.
– Извини, но тебе нужно прийти в себя. Твой организм истощен, и ему нужен здоровый сон. Ты проснешься уже через пару часов и будешь чувствовать себя гораздо лучше.
Глубоко вздыхаю. Я не в силах ей противостоять. Будь как будет. Мне нужны силы для… для чего? Подумаю об этом через пару часов.
Укол в вену, и миловидное лицо Джудит начинает прыгать перед глазами. Она печально улыбается мне и укрывает белым-твою-мать-одеялом.
Глава вторая
Открываю глаза уже в обычной комнате. Точнее, в комнате, которую мы с Рэем занимали в доме Дельгадо-старшего. Боясь пошевелиться, хаотично осматриваюсь – всё осталось неизменным.
Что происходит? Как я здесь оказалась?
Воспоминания об аквариуме слишком свежи, я не могу откинуть их или забыть. Я четко помню девушку – Джудит и двоих громил, капсулу и постель.
Встаю с кровати и как можно тише продвигаюсь к единственному источнику шума. К ванной комнате. Звук быстро падающей воды немного меняется, и я понимаю, что в душе кто-то есть. Этот кто-то то заходит под воду, то выходит из-под неё.
Надеюсь, это не Дельгадо-старший. Последнее, что я хотела бы сейчас увидеть – сморщенное оголенное тело старика.
Тяжело вздыхаю, протягиваю руку к ручке и, быстро открыв дверь, вижу, что стекла до сих пор нет, а в воде стоит обнаженный Рэй. Дыхание спирает, переступаю порог и, сделав несколько шагов, замираю. Это что, мираж? Или я слетела с рельс здравомыслия? Передо мной Рэйлан Бейкер. Рэй замечает меня, быстро выключает воду, хватает полотенце и, обвязав его вокруг бедер, идет ко мне.
Его шаги осторожные. Рэй до сих пор мокрый, и я вижу, как позади остаются отпечатки его босых ног. Он смотрит только на меня, в то время как мой взгляд мечется из стороны в сторону. Его глаза – нож в самое сердце. Он такой родной, трогательный и осторожный, словно Рэй не знает, как ко мне подступиться, что сказать или сделать.