— Режиссер был оператором «Метрополиса», — вдохновенно объясняет он. — Паулина Кейл в своем знаменитом эссе «Воспитание Кейна» утверждает, что оператор Грегг Толанд впервые опробовал здесь те приемы, которые успешно применил потом в «Гражданине Кейне».
В меркнущем свете зала он откидывается на спинку кресла и улыбается.
После фильма Тарантино выходит на залитую солнцем улицу Лос-Анджелеса. Во время ланча в кафе, обставленном как пакгауз «Бешеных псов», его спрашивают, не странно ли ему выходить с кинопросмотра в середине чудесного дня.
— Вовсе нет, — отвечает он. — Я хожу в кино, когда захочу. Я дал много интервью людям, которые интересовались, как я провожу свой день. Думаю, они ждали, что я приглашу их на верховую прогулку или что-нибудь в этом духе. Но не на того напали. Я просто хожу в кино, иногда по нескольку раз в день, и смотрю телевизор с друзьями. Иногда захаживаю в кафе. И работаю. Вот и все, что я делаю.
Так было всегда. Подобный образ жизни Тарантино сложился на берегу Южного залива Лос-Анджелеса в окрестностях Международного аэропорта. Его родители уже разошлись к тому времени, когда двухлетний Квентин и его мать Конни отправились из Ноксвилла на запад. По воспоминаниям Конни, которая потом снова вышла замуж, Квентин уже тогда проявлял ненасытный аппетит к фильмам.
— Некоторые считают меня чересчур снисходительной матерью, — говорит она. — Я всегда брала Квентина с собой в кино. И никогда не проверяла его вещи.
Очень скоро комната юного писателя стала напоминать его теперешние апартаменты.
— В остальной части дома я держала его в узде, — говорит Конни смеясь.
— Мать работала не покладая рук, чтобы обеспечить мне достойное жилье, — вспоминает Тарантино. — Мы жили в Харбор-Сити, это почти как средний класс.
Конни же утверждает, что они принадлежали скорее к верхушке среднего класса.
— Даже если это не устраивает тех, кто хотел бы рассказывать сказки: мол, из грязи да в князи. Правда, — добавляет она, — с ранних лет Квентина тянуло в неблагополучные края.
Влекло его, без сомнения, кино.
Юный Квентин, который, по общему мнению — и его, и матери, — ненавидел школу, нашел себе пристанище.
— Понимаете, Харбор-Сити расположен между благополучным Торренсом и не совсем безупречным Карсоном. Я проводил много времени в Карсоне, так как там был двухзальный кинотеатр, где показывали все фильмы с кунфу и комедии вроде «Фургона». Впервые встретив Дэнни ДеВито, я сказал: «О, Дэнни, я видел вас в “Фургоне” и “Болельщицах”». Еще там был открытый кинотеатр «Дель-Амо», где крутили весь Голливуд, туда я тоже ходил. Жизнь моя в основном протекала в кино... Я смотрел и коммерческие, и артхаусные ленты, мне нравились и те и другие. Они и определили мою эстетику. Это не значит, что я какой-нибудь претенциозный самовлюбленный гусь. Студии больше всего боятся, что фильм будет неинтересным. Мой материал может быть необычным, но не эзотерическим. Я никогда не писал о пастухах, созерцающих Бога и жизнь.
Уже подростком Тарантино начал профессионально работать в кино, рассаживая зрителей в зале порнографического кинотеатра «Киска» в Торренсе. Тогда же он написал свой первый сценарий под названием «Капитан Пушистый Персик и бандит Килька». В двадцать два года — примерно когда он начал снимать свой так и не законченный фильм «День рождения моего лучшего друга», — у него была уже гораздо более благодарная и интеллектуальная работа: должность продавца в Видеоархиве — сравнительно небольшом видеопрокатном салоне, который Тарантино с гордостью называл «лучшим видеохранилищем в Лос-Анджелесе». Там он встретил Роджера Эйвери, тоже работавшего продавцом, единомышленника, чей режиссерский дебют «Убить Зои» недавно спродюсировал.
— Сегодня Видеоархив — это ответ Лос-Анджелеса французскому «Кайе дю синема», — смеется Тарантино. — У Уильяма Морриса агентам скоро будут говорить: «Гляньте-ка, что происходит в этом видеопрокате»... Я практически жил там в течение нескольких лет, — продолжает он. — Мы заканчивали работу, запирали лавочку и всю ночь напролет смотрели фильмы. Иногда мы с Роджером и нашим общим другом Скоттом делили новые поступления на части, чтобы успеть все отсмотреть. Мы брали все, чего бы это нам ни стоило, а потом пускали обратно в дело.