«ПРЕМЬЕР»: Подорвет ли груз совместного кинопроизводства вашу дружбу?
РОКУЭЛЛ: Мы с Квентином говорили тут о том, как сохранить свою цельность. Вспомните семидесятые. Голливуд перемолол многих режиссеров того поколения. Многие перестали быть друзьями. Многие потеряли свою самобытность. Шон Пенн как-то спросил Брайана Де Пальму: «Что с вами, парни? Что случилось?» А Брайан ответил: «Знаешь, спустя некоторое время зрители начинают настолько предугадывать тебя, что их голоса проникают в твою голову и ты начинаешь предугадывать сам себя. Как только это случается, ты уже не можешь сделать ничего путного». Поэтому я сказал Квентину: «Поверь мне, они набросятся на тебя, как стая волков на мясо», что, как вы знаете, и произошло. Квентин вопросительно посмотрел на меня, вроде как — и что? Я почувствовал себя идиотом. «Господи! — подумал я. — Я — мистер Параноик из Нью-Йорка. А это мистер Мой Великий Шанс из Лос-Анджелеса, — он наслаждается участью поп-идола в центре попсовой круговерти».
«ПРЕМЬЕР»: А стоила ли игра свеч? Ввязались бы вы в такой проект еще раз?
АНДЕРС: Даже если бы фильм полностью провалился и мы возненавидели друг друга, все-таки мы попытались сделать то, за что еще никто не брался. Но, конечно, нам всем хотелось бы, чтобы этот фильм удался и чтобы наша дружба в результате окрепла.
ТАРАНТИНО: Я не знаю. Основная проблема в этом проекте заключается в том, что поскольку тут замешан зритель, то невольно возникает конкуренция в борьбе за него: кто сделал лучше, кто хуже? А это вовсе не то, о чем мы мечтали. Прямо сейчас я не стал бы опять ввязываться в такую затею. Сейчас я вообще ничего не хочу делать. Как бы там ни было, мы все еще друзья, даже более близкие, чем были до этой работы.
Интервью с Квентином Тарантино (Дж. Хоберман, 1996)
Испортил ли успех Квентина Тарантино? Со времен вышедших друг за другом «Челюстей» и «Близких контактов» Спилберга ни у одного американского режиссера не было ничего сравнимого с сокрушительным дуплетом «Бешеные псы» — «Криминальное чтиво». Более того, честолюбивый тридцатидвухлетний самоучка практически переписал формулу голливудского успеха. Единственный ребенок молодой матери-одиночки, вскормившей его параллельно с учебой в колледже, не окончивший школы, Тарантино персонифицирует собой американскую независимость или, по крайней мере, новое лицо независимого американского кинематографа.
Тарантино, выросший в Лос-Анджелесе и с детства мечтавший стать кинозвездой, изобрел стиль, который можно назвать «поговорили-завалили», где каждый персонаж — и прокурор, и судья, и палач — обладает своим мировоззрением. Лексикон персонажей так же брутален, как и их действия: хитросплетение нецензурной брани и богохульства.
— Прослыть самым злобным в округе выродком — не всегда благородное намерение, — говорит Тарантино, хотя ему явно импонирует титул короля «беспредела».
В прошлом году и Голливуд, и независимые зафонтанировали бурным потоком картин в духе Тарантино. Однако сам Учитель, закончив «Криминальное чтиво» весной 1994-го, поставил только эпизод «Скорой помощи» и 25-минутную историю в антологии «Четыре комнаты», а также снялся в ролях, эпизодических и не очень, в фильмах «Спи со мной», «Дестини включает радио», «Отчаянный» и «От заката до рассвета», поставленном по сценарию Тарантино его другом Робертом Родригесом («Музыкант», «Отчаянный»).
Популярный, как рок-звезда, ценитель поп-культуры Тарантино по-новому определил сущность голливудской, пользуясь его любимым словом, «крутизны». Всего шесть лет назад он в салоне видеопроката на Манхэттен-Бич пытался приохотить посетителей к творчеству Эрика Ромера. Сегодня лучший друг Тарантино — Стивен Спилберг, который дает ему творческие советы (и, возможно, наоборот). Сильвестр Сталлоне столуется с ним, а Паулина Кейл посылает ему с автографом свои рецензии, вырезанные из газет.
— Мне кажется, что люди должны похлопывать меня по плечу и давать мне сигары за то, что я до сих пор не думаю о себе в третьем лице, — говорит Тарантино.
Он все еще ездит на красном «Гео», который купил на гонорар за первый сценарий, и поддерживает отношения со своей старой подружкой Грейс Лавлейс — аспиранткой факультета философии Калифорнийского университета в Ирвине. Тарантино живет в милой, творчески захламленной квартире в Западном Голливуде, которая своим скоплением кинопостеров, настольных игр и портретов героев былых боевиков отчасти напоминает ночное заведение, где Джон Траволта и Ума Турман танцевали в «Криминальном чтиве». То обстоятельство, что эту же самую квартиру арендовал Джон Траволта, когда приезжал в Лос-Анджелес для съемок в фильме «С возвращением, Коттер», лишь повышает ее историческую ценность.