Выбрать главу

И всё-таки необходимо расставить точки над i. Особенные отношения замораживаются до окончания миссии. Командир группы – доктор Норд. Он выслушивает мнения и советы коллег, но принимает решения единолично. Анархия и разброд исключаются.

Гальтон постарался как можно правильнее сформулировать фразу, с которой приступит к непростому объяснению. Он скажет мягко, но не допускающим возражений тоном: «Я хочу тебя кое о чем попросить. То, что между нами произошло в небе и потом в каюте, было чудесно. Но мы оба ответственные люди…». Дальше – в зависимости от ее реакции.

Решительно повернувшись, он начал:

– Я хочу тебя… – И запнулся, увидев выражение ее лица.

Зоя сидела по-турецки, вся освещенная утренним солнцем. То ли от его лучей, то ли от чего-то еще щеки раскраснелись, глаза пылали, а губы были приоткрыты и сияли влажным, жарким блеском.

– Я тебя тоже! – прошептала она. – Просто с ума схожу! Всё к черту… К черту, к черту! Только ты! Ты!

Наклонившись, она схватила его за руки и с силой потянула, так что он опрокинулся на нее. Заготовленная фраза и все правильные мысли вылетели у доктора из головы, будто их там никогда не бывало. Он мял и комкал ее юбку, Зоя тоже расстегивала его одежду. Они мешали друг другу, и оба постанывали от нетерпения и голода.

Загрохотала, задребезжала железная крыша.

Кошки оживились, задвигались. Сначала раздалось деловитое мяуканье, потом истошный, сладострастный вой.

– Кыш, кыш, кыш, кыш, кыш, кыш… – хрипло повторяла княжна, жмурясь от ослепительного сияния, лившегося с неба.

Способность рационально мыслить вернулась к Гальтону благодаря двум обстоятельствам. Первое – гудение автомобильного клаксона – не смогло прорваться в нирвану, где пребывал доктор Норд. Второе оказалось более чувствительным. Ноготки, самозабвенно царапавшие ему спину, вдруг впились в нее что-то очень уж яростно.

– Honey, – растроганно прошептал Гальтон.

Вместо стона наслаждения Зоя сказала:

– Прости, но это приехало такси. Нам пора!

И колдовство сразу кончилось. Норд встрепенулся.

Сколько времени сигналит машина? Наверное, жильцы уже высовываются из окон. Скорее вниз!

Зоя приводила в порядок растерзанную одежду, наскоро приглаживала волосы. В ее глазах поблескивали слезы – похоже, что от злости.

– Чертов Айзенкопф! Бегом он, что ли, несся? Он это сделал нарочно!

– Нет, прошло больше получаса… – удивился Норд, посмотрев на часы. Ему казалось, что безумие не длилось и минуты.

Что ж, один из первых симптомов сумасшествия – неадекватное восприятие времени.

Княжна, очевидно, подумала о том же, но выразилась более изысканно:

– The time is out of joint .

– Метко сказано, – похвалил Гальтон.

Она засмеялась, потрепала его по макушке.

– Вперед, Колобок. Серый волк близко!

*

Захватив металлический чемоданчик с «универсальным конструктором», они поскорей спустились во двор, где продолжала клаксонить машина.

Норд осторожно выглянул из подъезда.

За рулем черного фордовского фаэтона , облокотясь о дверцу, сидел смуглый парень, у которого из-под кепки высовывался лихой черный чуб.

– Ты к каким, милок? – крикнул из окна старушечий голос.

Другой, помоложе, визгливо пригрозил:

– Перестань дудеть, ирод! Милицию вызову!

– Не иначе к Абрамовичам, у их денег куры не клюют, – предположили где-то поблизости – видимо, на первом этаже. – Кажный день на таксях ездеют.

Шофер скалил зубы (ослепительно белые, но с золотой фиксой), отвечал всем подряд:

– Я за тобой, бабка! Из крематория!

– Не трясите прической, гражданка, папильотки порастеряете!

– Не на «таксях», а на таксомоторе, лапоть!

Айзенкопф сидел на заднем сиденье, не высовывался.

– Идем!

С независимым видом, рука об руку, Гальтон с Зоей дошли от подъезда до машины.

Дом обсудил и их:

– Чьи это? Из двадцать второй, что ли, которые новые?

– …Нет, тот плешивый, а этот бритый.

– Тоща-то, тоща!

Водитель выскочил, помог уложить вещи в багажник.

– Чемодан, саквояж, сумка. По таксе полагается пятьдесят копеечек за место, но дедок сказал – платит вдвое. Значит, выйдет по рублику. Подтверждаете?

– Само собой.

Гальтон залез в машину, ему хотелось побыстрей отсюда уехать.

– Повезло, – шепнул Айзенкопф по-английски. – Нормальный парень, не коммунистический. Любит деньги. За двойную почасовую будет нас возить хоть круглые сутки.

– Браво, Курт! Свои колеса – это здорово.

– Моя звать Сяо Линь, – певуче ответил биохимик.

Разбитной таксист сел на место, обернулся, обшарив клиентов взглядом сметливых маслянистых глаз.

– Витёк, – представился он новым пассажиром. – Я чё хочу предлужить, граждане. Если желаете, я с напарником договорюсь, буду вас хоть неделю катать. Ему десятку за смену в зубы – доволен будет. А мне сотенную, и я весь ваш, хошь днем, хошь ночью. Плюс бензин, конечно.

Предложение, вероятно, было жульническим, но Гальтона идеально устраивало. С этим плутом экспедиции, действительно, повезло. Наверное, до революции в Москве, как во всяком большом городе, водилось множество пройдох, умевших легко зашибать деньгу. Ян Христофорович гордо сказал, что «золотой дьявол» в стране большевиков растерял свои чары, но, оказывается, не для всех. Товарищам Картусову и Громову предстоит еще немало потрудиться, чтобы селекционировать новое человечество.

Доктор открыл рот, чтобы согласиться с предложенными условиями, но биохимик толкнул его коленом.