Гальтон повернул голову и не поверил глазам.
Покойник шевелился!
Он беспокойно двигал головой, перебирал пальцами одеяло, а главное дышал– грудь тяжело вздымалась и опускалась.
– Что встали?! – заорал Айзенкопф. – Несите в медблок! Быстро!
Через несколько минут больной лежал в железном контейнере Дринкера – аппарате «искусственное легкое». Дыхание выровнялось, пульс сделался почти нормальным.
Члены экспедиции, не отрываясь, следили за показаниями датчиков.
– Как у Громова… Регенерация, – прошептал Гальтон. –Этот человек тоже принимал «эликсир бессмертия»! Он не умрет!
Зоя покачала головой:
– Не могу поверить. Он уже был мертв! А теперь все жизненные процессы восстанавливаются. Еще минут пять, и он очнется!
– Значит, подождем, – рассудительно произнес Айзенкопф.
Напряжение чуть спало, и Норд почувствовал, что должен объясниться с коллегами. Ему было стыдно за нелепое предположение. Вот тебе и си-ди-эм!
– Понимаете, когда я увидел в поселке портрет Ленина и лозунг «Всегда живой», меня как ударило. Бывают ложные озарения, которые производят впечатление подлинности… Еще я вспомнил, как Опанас Иванович говорил: «Он такой же, как на фотографиях, только постарел…» Ну и общая атмосфера сумасшествия, которое висит над этим местом…
Он сбился, сам чувствуя, что начинает заговариваться.
– «Ленин всегда живой» и «Ленин живее всех живых» – это обычные советские лозунги. В Москве ты просто не обращал на них внимания. – Зоя обращалась к Гальтону, но смотрела на больного и на датчики. – С фотографиями тоже понятно. Новым кандидатам в Контингент, перед тем как допустить в поселок, вдалбливают в голову, как себя вести при встрече с Объектом. Правило номер какое-то, не помню. Наверняка и фотокарточки показывают…
– А еще я виноват, – продолжал каяться доктор, – что не раскусил железного мини-феликса. Хотя мог бы сообразить: на такой ответственный пост ГПУ слабака не назначит. Что он кричал про Шлиссельбург?
– У охраны была жесткая инструкция уничтожить Пациента, если его попытаются похитить.– Зоя, нахмурившись, повернула тумблер, чтобы увеличить тягу. – Кодовое слово – «Шлиссельбург». Возможно, это связано с убийством царя Иоанна Шестого . Он был свергнут с трона в младенчестве и содержался в Шлиссельбургской крепости под строгим надзором. Когда заговорщики попытались освободить узника, приставы его убили, действуя согласно полученным инструкциям… Мне это не нравится! – воскликнула она и заклацала кнопками. – Смотрите! Дыхание опять сбивается. И сердце слабеет. Ему становится хуже!
Норд и Айзенкопф с тревогой наблюдали за стрелками приборов.
– Ничего не понимаю! Ciliary arrhythmia! Arterial pressure is dropping! – Гальтон не заметил, что перешел на английский. Краткий курс обучения русскому языку не включал знакомство с медицинской терминологией. – But Gromov said that «эликсир бессмертия» guarantees complete cell regeneration without any after-effects!
Из-под металлического кожуха аппарата еле слышно донеслось, тоже по-английски:
– Я принял дезактиватор. Еще тринадцать лет назад. Нечестно пользоваться привилегиями, когда снимаешь с себя Статус.
Голос был совсем тихий, но Гальтон все равно сразу его узнал по тембру и особой манере очень четко выговаривать звуки.
Это был голос из тайников – вне всякого сомнения.
Пациент открыл глаза
и смотрел прямо на Гальтона. Он был в сознании, даже улыбался – слабой, словно извиняющейся улыбкой.
– Защита дезактивируется не сразу, постепенно. Мозг работает удовлетворительно, а вот тело без подпитки совсем износилось… На этот раз, думаю, всё. И очень хорошо… Я слишком зажился на свете…
Человек, лежащий в железном ящике, прищурил выцветшие глаза, когда-то бывшие голубыми. Речь давалась ему с трудом.
– Вы от него, да? От него? Я знал, что рано или поздно вы появитесь. Подойдите ближе, я не вижу вашего лица.
Норд сделал шаг вперед и наклонился. Он очень боялся, что старик снова лишится чувств и умолкнет. Уже навсегда.
– Ну конечно, от него… – Пациент опять улыбнулся. – Он всегда умел подбирать идеальных помощников…
Его глаза закатились. Рот остался приоткрытым.
– Сейчас, сейчас! – Зоя регулировала жизнеобеспечивающую аппаратуру. – Увеличу концентрацию кислорода, и он очнется.
Гальтон от напряжения закусил губу.
– Кто умеет подбирать помощников? Мистер Ротвеллер?
Его отодвинул Айзенкопф.
– Старик бредит. А вы только зря теряете время. Нужно выяснить, где «эликсир бессмертия», и дать ему дозу. Это единственное, что может его спасти!
Пациент моргнул и с удивлением уставился на узкоглазую физиономию.
– Вы кто? Те Гуанцзы? Не может быть!
– Кто это «Те Гуанцзы»? – прошептал Норд.
Биохимик пожал плечами и поднял палец: не мешайте.
– Да, я Те Гуанцзы. Где вы прячете «эликсир бессмертия»? Нужно срочно его выпить, иначе вы умрете!
Больной забеспокоился.
– Вы меня обманываете. Те Гуанцзы, если он еще жив, ни за что не спустится со своей горы… Что вы так смотрите? У меня нет эликсира. Я не оставил себе ни капли, все отдал Петру Ивановичу. Мне не нужно, а ему пригодится.
– Пропал «эликсир бессмертия!» – горько сказал Гальтон вполголоса. – Громов наверняка хранил его у себя в лаборатории. После взрыва там ничего не осталось…
– Отойдите, вы нечестный человек, – пролепетал старик немцу. – Я не буду с вами говорить. Где тот, с ясными глазами?
Зоя заправляла шприц.
– Вы его нервируете, Курт. Гальтон, давай лучше ты. Я сделаю ему укрепляющий укол.
Она с трудом попала иглой в вялую вену. Старик даже не поморщился. Он смотрел на Гальтона и улыбался.
– Итак, вы передали «эликсир бессмертия» Громову? – осторожно сказал доктор, боясь нарушить хрупкий контакт.
– Да. Еще в Цюрихе.
– Тринадцать лет назад? Когда приняли дезактиватор?
– Да, в апреле семнадцатого. Петр Иванович возвращался на родину. Я убедился, что он был прав, когда предсказывал революцию. И я решил удалиться от дел. На покой. Сюда, в свое имение. Только покоя не получилось…