Тужась и кряхтя, кое-как управляя своим непослушным телом, Тестер полез наверх. В целом, это оказалось не очень сложным делом — ветви дуба росли более чем удобно — и через пару минут он уже сидел на широком разветвлении и смотрел по сторонам. Недалеко горело огнями странное сооружение, из которого он чудом выбрался, с других сторон надвигалась абсолютно чёрная тьма.
«Ну, что, старик, — сказал себе Тестер, засыпая, — жив, и — слава Богу! Хотя, всё-таки, странно, что умершие «там» могут умереть ещё раз «здесь». И, раз я не умер второй раз, значит, по местным меркам, я ещё жив. Вот понять бы: где именно жив, в какой чужбине…, и для чего…. А может быть и нет смерти никакой вообще?”
Он вздохнул.
«Ну, да ладно: утро вечера мудренее, завтра мож чего и узнаем!» С этими мыслями смертельно уставший Тестер, неожиданно удобно устроившийся на ветвях дуба, мгновенно заснул.
Глава четвёртая
А в Обители не спали…. Впрочем, там никогда не спали. Охранники стояли в шеренгу в большой белой комнате, наполовину забитой всякой ерундой: стульями, столами, какими-то ящиками… Виноватые взоры охранников были устремлены в пол. С краю шеренги стоял Ленин и говорил сбивчиво, картавя и заикаясь больше обычного:
— Влад-дыка, он ведь совег’шенно н-невоспитанный молодой ч-человек! Я говог’ил ему: «у-успокойтесь, сейчас стаг'ший пг’идет!» А… а он и с-слушать не стал! Удаг’ил м-меня, инстг’умент отобг’ал! Пг’осто антисоциальный, а-антипаг’тийный элемент, товаг’ищи! Такие не н-нужны нашей г’еволюции! Я…
— Хорош Картавого строить, не в театре! — прервал его властный голос. — Это на Красной Площади за это тебе лавэ платили, а здесь хрена тебе чего будет!
— Простите, Владыка, привык, трудно отвыкнуть! — извинился «Ленин» совсем другим голосом, без грассирования. Да, в «той жизни» он действительно изображал Ильича на Красной Площади в Москве, имел за это неплохие «бабки», из-за чего, собственно, и попал сюда, в Обитель… Но об этом «Ленин», разумеется, распространяться не стал, так как знал, что Владыка не любит пустозвонства…
— Почему бородатого не догнали? — обратился Владыка к охранникам. — Кто в приёмнике дежурил?
Охранники все, как один посмотрели на того самого амбала, которого Тестер повстречал у бревенчатой перегородки. Тот помялся немного, но потом, собравшись с духом, выпалил:
— Учитель! Дед Пихто не сразу раскололся, только когда пообещали, что, мол, слово перед Владыкой замолвим…ну, чтоб не казнить.… Тогда он и сказал, что их двое было. А мы-то думали — один дед, бородатого-то не видели! Вот и не стали догонять…
Вновь тишина. Тот, к кому они обращались, стоял к ним спиной, глядя в черноту ночи за окном. Выражения лица его они не видели, поэтому страх не убавлялся, а рос с каждой минутой тишины. Кто-то из охранников толкнул локтем амбала, мол, говори, говори.… Но тот только взглянул в ответ обречённо (бесполезно, мол!) и, вздохнув, снова уставился глазами в пол. Тишина росла, вместе с ней нарастал и страх неизвестности. Наконец тот, кого называли Владыкой и Учителем, не поворачивая головы, медленно произнёс:
— Слушайте сюда, ханурики! За то, что облажались, вам — предупреждение! Последнее предупреждение! При повторе с каждым будет вот так!
И Владыка, быстро развернувшись, нажал что-то, что было в его руке. Амбал, лишь успев коротко вскрикнуть, словно вспыхнул странным жёлтым пламенем и… исчез. Остальные, в их числе и Ленин, отпрянули назад, в ужасе прячась друг за друга.
— Что трётесь, плесень! А ну, быстро по местам! И помните: этот косяк у вас всех — последний в жизни! Сказал — и отвернулся к окну.
Толкаясь и чуть не сбивая друг друга с ног, охранники поспешили исчезнуть из комнаты. Но Владыка недолго оставался один: в дверь без стука зашёл здоровый бритый мужик с длинной чёрной бородой и наколками на обеих руках. Владыка, не поворачиваясь, обратился к нему:
— Слыш, Шамиль, ты своих бойцов собери, да завтра этого хрена бородатого излови! Компьютерщик он — не то, что этот сброд! А потому нужен мне здесь! А вдали от нас он может много худого принести! Чую я …