— Вы сами слышали слово, которое произнес Бенедикт? — спросил шеф, когда Эллери умолк. — Или его слышал Фарнем и повторил вам?
— Мы оба слышали его. Уверен, что и Даллмен тоже, хотя он притворяется, будто ничего не слышал.
— И почему же он притворяется?
Эллери не смог противостоять искушению.
— Хотите знать мое мнение, шеф?
Тусклые голубые глаза блеснули. Но Ньюби односложно ответил:
— Да.
— Даллмен ходит по жердочке. То, что произошло, для него чревато катастрофой. Он не хочет в этом участвовать.
— Почему?
— Потому что признание, что он слышал обвинение Бенедикта, сделало бы его важным свидетелем в сенсационном деле об убийстве. Даллмен не выносит рекламу.
— Я думал, в шоу-бизнесе ею живут.
— Только не Даллмен. Для члена актерского профсоюза вроде Бенедикта или Мэнсона работа в любительской труппе — чисто любительская процедура от начала до конца. И ее осуществляет Арч Даллмен. Он заключает подковерную сделку с кем-то вроде Скатни Блуфилда, чьи попытки содержать любительский театр не увенчались успехом, стараясь при этом не нарушать строгих правил профсоюза. Даллмен добывает для него именитого актера — чей расцвет уже далеко позади и кто готов на все ради денег, — но хочет держаться за сценой под прикрытием Блуфилда.
— И что же Даллмен с этого имеет?
— Большую часть или почти всю кассовую выручку, — ответил Эллери. — Если сделка с Блуфилдом получит огласку, Даллмену, возможно, больше не удастся представлять профессионального актера.
— Понятно. — Ньюби наблюдал за своим экспертом. — Ну, все это очень интересно, мистер Квин. А теперь, если вы меня извините…
«Терпи», — сказал себе Эллери.
— Не возражаете, если я останусь? — спросил он вслух.
— Как хотите, — вежливо ответил Ньюби и отвернулся.
Нож уже удалили из тела Бенедикта, и сейчас он лежал на туалетном столе. Это был длинный и тяжелый охотничий нож с острым окровавленным лезвием.
— Пока я закончил, — сказал коронер и открыл дверь. Вошли двое санитаров и унесли тело. — Завтра утром сделаю вскрытие.
— Могла женщина вонзить нож по самую рукоятку? — спросил Ньюби.
— Насколько я могу судить без вскрытия, нож вошел в сердце, не задев кость. Если так, то это мог сделать даже ребенок. — Коронер вышел.
Ньюби подошел к столу. Эксперт упаковывал свое оборудование.
— Нашли какие-нибудь отпечатки на ноже?
— Нет, сэр. Либо им орудовали сквозь носовой платок или в перчатке, либо его вытерли после убийства. К тому же изоляционная лента слишком гладкая.
— А как насчет отпечатков в других местах?
— На туалетном столе и коробках с гримом есть несколько отпечатков Бенедикта и много отпечатков другого мужчины.
— Должно быть, Мэнсона. Он всю неделю пользовался этой комнатой. Нигде нет женских отпечатков?
— Нет, сэр. Но на рукоятке ножа есть странные вмятины.
— Вмятины? — Ньюби поднял нож за кончик лезвия и внимательно осмотрел рукоятку. Он выглядел озадаченным.
— Они и на другой стороне, сэр.
Шеф перевернул нож.
— У вас есть какие-нибудь предположения о том, что могло их оставить, Билл?
— Нет, сэр.
Ньюби снова посмотрел на вмятины.
— Вы заметили эти следы, мистер Квин? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да, — ответил Эллери.
Шеф ожидал продолжения, но его не последовало. Уши Ньюби начали розоветь.
— Мы могли бы отправить нож в большую лабораторию в Конхейвене, — предложил молодой эксперт.
— Знаю, Билл. Но лучше попробуем идентифицировать следы в нашей лаборатории. Согласны?
— Да, сэр.
Ньюби направился к сцене. Эллери последовал за ним.
Шеф полиции быстро опросил членов труппы. Он установил, что между окончанием первого акта и обнаружением умирающего Бенедикта каждый из актеров, за исключением Джоан Траслоу, либо был на виду у кого-то другого, либо мог доказать свое алиби иным способом. Столь же быстро он разделался с рабочими сцены.
Зрителей уже давно отпустили. Теперь шеф разрешил уйти актерам и рабочим.
Когда зал опустел, подняли занавес и выключили свет. Скатни Блуфилд и Арчер Даллмен молча сидели в темноте. Каждый человек — необитаемый остров, подумал Эллери, спрашивая себя, насколько хороший исследователь Анселм Ньюби. Впервые он ощущал в шефе полиции нетерпение, почти раздражение.
— Ну, джентльмены, уже поздно…
— Шеф. — Скатни лежал на пресловутой кушетке, уставясь в потолок и напоминая старую леди после утомительного дня. — Вы намерены закрыть театр?
— В этом нет надобности, мистер Блуфилд. Мы просто опечатаем эту уборную.
— Значит, я могу, скажем, продолжать репетиции?
— Лучше отложите на послезавтра. До этого времени здесь будут толпиться люди из окружной прокуратуры.
Скатни поднялся с кушетки.
— Еще один вопрос, прежде чем вы уйдете, мистер Блуфилд. Вы ничего не видели и не слышали этим вечером, что могло бы нам помочь?
— Меня здесь не было, — ответил Скатни и заковылял прочь.
— А вы, мистер Даллмен?
— Я сообщил вам все, что знаю, шеф. — Даллмен передвинул окурок сигары в другой уголок рта. — Не возражаете, если я взгляну на моего клиента, прежде чем его начнут потрошить?
— Только не покидайте город, мистер Даллмен, и…
— Да?
— Никому не говорите, что сказал Бенедикт. — Когда Даллмен удалился, Ньюби направился к ступенькам.
— Шеф, — заговорил Эллери.
Ньюби остановился.
— У вас не так уж много улик.
Маленький полицейский спустился в зал, выбрал сиденье в третьем ряду и удобно устроился на нем. Как критик, подумал Эллери. Критик, который уже составил мнение.
— Готч, — окликнул шеф Ньюби.
— Да, сэр?
— Приведите мисс Траслоу.
Сцена 4
Джоан выплыла из-за кулис с поднятой головой. Но, увидев лишь Эллери, сидящего на стуле позади сцены, она начала неуверенно озираться.
— Вы здесь, Ньюби? — крикнул Роджер и побежал к рампе. — Чего ради вы все это время продержали мисс Траслоу в ее уборной?
— Роджер… — начала Джоан.
— Если вы думаете, что у вас есть что-то против нее, говорите прямо, и я вызову адвоката!
— Садитесь, мисс Траслоу, — донесся из темноты внизу негромкий голос Ньюби. — И вы тоже, Фаулер.
Джоан сразу же села.
Что бы ни прочитал в ее фиалковых глазах Роджер, это заставило его умолкнуть. Он опустился на кушетку рядом с ней и хотел взять Джоан за руку, но она убрала ее.
— Мисс Траслоу, когда вы в последний раз ушли со сцены? — спросил Ньюби.
— После эпизода с Фостером Бенедиктом на… на этой кушетке.
— Сколько времени после этого продолжался первый акт?
— Около десяти минут.
— Вы сразу пошли в вашу уборную?
— Да.
— Значит, вы проходили мимо сундука с инструментами. Он был открыт?
— Сундук? Не знаю. Я ни на что не обращала внимания. — Джоан усилием воли заставила перестать дергаться лежащие на коленях руки. — Я была очень расстроена. Должно быть, вам рассказали, что он… как он вел себя во время нашей большой сцены.
— Да. Я слышал, что он скверно с вами обошелся. — В голосе маленького шефа звучало сочувствие. — Но ведь вы обратили внимание на сундук с инструментами позже, не так ли, мисс Траслоу?
— Позже?
— В антракте. После того, как Бенедикт ушел в свою уборную.
Джоан быстро заморгала при свете рампы.
— Вы не поняли, шеф Ньюби. Я сразу пошла в свою уборную и оставалась там — просто сидела и спрашивала себя, как мне выдержать все это до конца спектакля. Больше я ни о чем не могла думать.
— Пока вы находились там, вы слышали что-нибудь снизу, из уборной Бенедикта?
— Не припоминаю, чтобы слышала что-нибудь.
— А когда вы покинули вашу уборную, мисс Траслоу?
— Когда услышала шум внизу. После того, как его нашли.
— И до этого вы не выходили оттуда?
— Нет.
— Фаулер, — внезапно обратился Ньюби к Роджеру, — Квин застал вас с этой девушкой. Как это получилось?