В зале стояла тишина, русисты впитывали информацию, словно губка воду.
– Вот, собственно, все. – Фред, будто извиняясь, широко развел руками. – Как видите, никаких данных о подводных лодках, ракетах или дивизиях Красной армии. Все предельно обыденно. – И он еще раз перечислил, вбивая в головы сидящих: – Мальчик спортивного телосложения, рост выше чем пять и три, не так давно переехал из Москвы или из Московской области, умение пользоваться китайскими иероглифами и спортивным луком. Понятно? Запомнили?
– Понятно… запомнили… – вразнобой ответил зал.
– Хорошо. – Фред деловито потер ладони. – Тогда теперь мы с вами сделаем вот что: составим сценарии бесед со школьниками, выводящие на интересующие нас темы – переезды из других городов, иероглифы и спортивные луки.
Синти энергично замахала вздернутой рукой.
– Что? – удивленно поднял брови Фред.
– Не надо сценариев, – подскочила она. – Пусть каждый выдумает подход сам, в одиночку, а мы проверим убедительность тет-а-тет. Иначе в действиях будет виден шаблон.
– Не влезай без команды! – рявкнул, брызгая слюной, мгновенно налившийся дурной кровью Дрейк. Рот его перекосило направо. – Сядь и молчи, не перебивай начальника! Чушь несешь.
Фред огорченно цыкнул – Синти была права, но публично спорить с консулом не стал.
– Да, Синти, ваше мнение очень важно для нас, – холодно сказал резидент. – Спасибо, садитесь. Итак, сейчас мы составим образец разговора, выводящего на переезд из Москвы…
Синти буквально упала на стул и в отчаянии обхватила себя руками. Бросила быстрый взгляд направо, но Джордж старательно разглядывал носки своих ботинок, а Карл – лепнину на потолке.
Трещина, что шрамом легла на днях поперек ее жизни, угрожающе росла. Мечта когда-нибудь стать начальником станции внезапно стала терять плоть. Может, пора от нее отказаться?
Синти гневно мотнула головой, отбрасывая челку: «Ну нет, я так просто не сдамся! Поборюсь. А если что… Никогда не поздно поменять одну мечту на другую».
Понедельник 9 января 1978 года, день
Ленинград, Измайловский проспект
Я перевернул лист и ненавидящим взглядом ожег оборотную его сторону – пока еще девственно-чистую.
Все каникулы! Не разгибая, мать ее, спины… Видя дневной свет только из окна. Почти ни с кем не общаясь. Как раб на галере. Сижу и строчу – до судорог, сводящих кисть в птичью лапу.
Вот оно, мое основное занятие – писанина, нудная, как тонущая в серой мгле ноябрьская равнина, раскатанная в блин низким свинцовым небом. Без рукоплещущей публики и без восхищенных взглядов, на одном животном упрямстве я ползу мыслью с листа на лист, пытаясь свить из невесомых слов узор, способный развернуть Историю на другой путь.
Я словно бабочка, что тщится взмахами крыл остановить разогнавшийся тяжелогруженый состав. Почти десять месяцев как здесь, а наградой мне пока лишь пара строчек в новостях. И все! Остальные события прут по-старому, словно лемминги, торопящиеся к обрыву.
Двадцать строчек на развороте – как двадцать коротких проходов от стены к стене. Закрываю глаза, и перед внутренним взором встают блеклые фиолетовые клетки, в них буквы, нанизанные в ряды. Открываю – натужно бьет из-под перегретого металлического колпака воспаленный свет, и перо начинает очередной забег по этой треклятой тетради – отнюдь не первой, что будет исписана мной от корки до корки. И, к сожалению, отнюдь не последней.
Вот перо, предельно утомленное пройденными метрами, споткнулось, зацепив расщепом бумажное волоконце, и стало мазать. Пришлось тыкать им в кругляк замусоленной перочистки. Проверил на свет – чисто. Встряхнул утомленной рукой и задумался, структурируя знания о том переплетении из сразу четырех конфликтов, что сотрясают сейчас район Африканского Рога и Баб-эль-Мандебского пролива.
Поразительно, но из шести сторон лишь одна, Саудовская Аравия, является традиционным союзником США, а сразу четыре, причем сцепившиеся между собой или собирающиеся вот-вот это сделать, – скорее наши.