– И? – Она обхватила себя руками, словно ее зазнобило. – Что я, по твоей мысли, должна взамен?
– Да ничего ты не должна, – пожал я плечами. – Слушай, давай поговорим наконец как два взрослых разумных человека.
Девушка хмыкнула с явным скепсисом.
Я доверительно наклонился к ней:
– Смотри, Софи, мы с тобой пересекались за прошлый год четыре раза. – Кривовато усмехнувшись, я повторил: – Всего четыре. Может, так совпало, но каждый раз было и легко, и весело. Как ты меня в сугроб отправила, помнишь?
На ее губах тенью промелькнула легкая улыбка, промелькнула и исчезла, оставив лишь непреклонную решительность в глазах.
– Поверь, – продолжил я, разводя руками, – это всего лишь несколько часов моей работы. Не так уж много для подарка одной забавной девушке в белом халате. Пожалуйста, Софи, не лишай меня права совершать поступки.
Брови ее вздернулись, и она посмотрела на меня, как на диковинное животное.
– Сегодня я тебе помог, – продолжил я уговоры, – завтра ты мне. Ну или хотя бы развеселишь при встрече.
Я попытался улыбнуться, но вышло не очень.
«Еще чуть-чуть, и губы начнут дрожать от обиды», – с тоской понял я.
Похоже, что пару последних фраз Софья не услышала, продолжая что-то выглядывать во мне.
– Пойми, – сказала она тускло, – я не могу их взять.
Я обреченно помолчал, глядя куда-то в пол.
Идея пришла неожиданно.
– О! – дернулся я. – А давай ты у меня их купишь? С рассрочкой платежа? Отдашь частями, когда сможешь.
На щеки девушки вернулся легкий румянец, и она с интересом покосилась на лоснящуюся в коробке кожу голенища.
Я достал сапожок и завертел в руках, негромко воркуя себе под нос:
– Финские, как раз для нашего климата. – Засунул руку внутрь: – У-у-у, какая толстая меховая подкладка! Сами из натуральной кожи, носиться будут долго. А фасон новый, в городе почти ни у кого еще и нет…
– Нет, ты точно псих, – заулыбалась Софья. – Ошибся тот товарищ.
– Псих так псих, – покладисто согласился я. – Зато нескучный, верно?
– Эх, Буратино… – протянула она с какой-то непонятной интонацией и взялась за каблучок.
Я не отпускал.
– Э, ты что! – Девушка подергала посильней. – Лисе не веришь?!
– Лисе верить – себя не уважать!
– Да отдам я, – взглянула она серьезно.
– Да знаю я, – откликнулся в тон и отпустил голенище. – Меряй, да пойду.
Никогда даже не предполагал, что женщина может влезть в сапоги за восемь секунд (и это с извлечением бумаги из носка), но Софи справилась.
– Так… – С отрешенным взглядом она прошлась по комнате взад-вперед. – Так. Чуть тесноваты в пальцах…
Я встревожился:
– Менять надо?
– Нет! – Софья аж отшатнулась. – Нет. Мех утопчется, нормально будет.
Поставила сапожки на стол, окинула их влюбленным взглядом и прищурилась на меня с подозрением:
– Сколько?
– Восемьдесят, – быстро ответил я.
Наверное, сфальшивил, потому что Софья посмотрела с укоризной и поджала губу. Мы поиграли в гляделки, и я победил.
– Ладно. – Она выглядела недовольной, и я поразился: «Как?! Ну вот как им удается нас еще и виноватыми в таких ситуациях оставить?!»
– Ладно, – повторила Софья, а потом предложила с наигранной угрозой в голосе: – Тарелку супа?
– Понял, – кивнул я и поднялся. – Не дурак, чай. Здесь добро причинил, пойду посмотрю, где еще какому ребенку слезинку утереть можно.
Уже когда я занес ногу над порогом, на плечи мне легли две ладошки.
– Спасибо, – тихо-тихо шепнула Софи мне в затылок, и от выдохнутого тепла по спине побежали мурашки.
– Обращайся, – кивнул я, не оборачиваясь, и зашагал в полутьму.
Воскресенье 15 января 1978 года, вечер
Ленинград, Измайловский проспект
– Андрей… – Папа зашел ко мне в комнату и озадаченно помахал в воздухе почтовым конвертом. – Ничего не пойму… Это случайно не тебе письмо? От… – Он бросил преисполненный недоверия взгляд на обратный адрес и с отчетливым сомнением в голосе прочел: – От Канторовича.
– О! – обрадованно подскочил я на стуле, разворачиваясь. – Давай!
– Понимаешь, – папа отдал письмо и присел рядом, на кровать, – я подумал, что это мне, просто имя с отчеством перепутали местами, и вскрыл.
– Да ничего страшного. – Я великодушно отмахнулся и торопливо вытащил сложенный вчетверо лист.
– Письмо-то я прочел. – Папа продолжал внимательно смотреть на меня.
Я с трудом оторвал взор от бумаги: