Я начал было проверяться на наличие поста, ища глазами зеркала, как из-за дальнего угла дома выпорхнула, повернув в мою сторону, девушка.
– Черт, – глухо прошипел я сквозь плотно сжатые челюсти.
Серая пуховая шапочка с длинными-предлинными, по пояс, ушами. Неприметное драповое пальтишко, приталенный силуэт. Коричневые сапожки до середины икр. Темно-бордовые колготки. И сумочка на плече, а на ней рука!
И вот хрен с такого расстояния, особенно в потемках, заметишь, есть у этой сумочки апертура или нет.
Я мгновенно взмок, вспоминая характеристики спецтехники. В голову сразу пришел худший вариант: «Имбирь». Шестнадцать кадров в секунду, дистанция съемки от пяти до двадцати метров.
Нет, сумка маловата, не влезет. «Заря»? Тоже нет, тяжелая камера, на четыре с лишним килограмма. Была б видна тяжесть в сумке.
Девушка неторопливо приближалась, беззаботно поглядывая куда-то в сторону, через дорогу. Между нами осталось метров двадцать.
Если не кино-, а фотокамера? «Аякс», «Найлон» или новенькая «Зола»?
Голова налилась свинцом, и сквозь него с натугой всплыло: «Оптимальная дистанция съемки – от трех до десяти метров».
Или это я и моя паранойя?
Словно отвечая на вопрос, рука девушки чуть двинулась, доворачивая переднюю поверхность сумки точно в мою сторону, а сама незнакомка посмотрела сквозь меня расфокусированным взглядом.
«Твою бога душу мать!» – взвыл я мысленно.
В висках тугим набатом ударил пульс.
Так, наверное, почувствовал себя профессор Плейшнер, когда понял, какую подлую шутку сыграл с ним пьяный воздух свободы.
Еще не пришло осознание последствий, а сердце уже пропустило удар, как будто под ногами проломился стеклянный мост.
Ты еще не начал падать, но уже подробно изучил насмешливо щерящиеся внизу глыбы.
Тело еще не познало их твердь, а уже пришла боль.
Я еще сильнее наклонил голову и сделал два быстрых размашистых шага навстречу. Сильный толчок, и я, широко раскинув руки, заскользил по ледяной катушке. Девушка дернула сумочкой, но было уже поздно: я проехал мимо, вполоборота от нее, при этом зажатая в левой руке книга удачно прикрывала лицо.
Ледовая полоса закончилась, я коротко пробежался и заскользил по следующей, чуть развернувшись, чтобы контролировать происходящее позади.
Оперативница, теперь я был в этом уверен почти на сто процентов, в растерянности притормозила было шаг, однако потом что-то чуть слышно коротко хрюкнуло («Рация!» – узнал я), и она продолжила движение.
Сошел с последней катушки и на ватных ногах побрел дальше, изо всех сил стараясь не изменить скорость ходьбы.
«Ну что, наигрался в Джеймса Бонда? – глумливо вопросил внутренний голос. – Не в свои сани не садись. Это высшая лига, сынок. Готовь мыльно-рыльные, через неделю придут».
Идиот. И это я себя не оскорбляю, это я себя называю. Мальчишка. Так тебе и надо.
Я прислушался к звукам за спиной. Машина едет по карману? Будут брать? Уже все?!
Зазнобило, и подвздошье налилось дурнотой.
Мимо неторопливо проехал серенький «москвич». Я засунул нос в шарф поглубже. Благословенна метель, позволяющая мотивированно прикрывать лицо! Машина вывернула на проспект и затерялась в потоке оранжевых огоньков.
Свернул во двор, колоссальным усилием воли преодолев соблазн обернуться. Рано контролироваться, да и бесполезно пока.
«Что, что делать?! Изымать письмо? Поджигать ящик? – в голове мысленно зашелестела страницами «Поваренная книга анархиста». – Так, как изготовить запальный желатин… Первичные формы динамита… Пикриновая кислота… Алле, пацан, вернись на землю!»
«Что делать, что делать… – выдохнул я. – Да ничего уже делать не надо. Поздняк метаться. Проверяйся и поезжай домой».
Поздний вечер того же дня
Ленинград, Измайловский проспект
– Мам. – Я устало опустился на табуретку и сонно потер глаз, а затем совершенно неожиданно для себя широко зевнул.
Спать. Упасть под одеяло, свернуться в рульку, забыть обо всем и спать… Но сначала надо завершить этот день.
– Что, Дюш? – Мама продолжила перебирать гречу, вытаскивая из насыпанной на стол кучки сор и шелуху. Мусора набралось уже прилично, со жменьку, но и крупа уже почти вся пересыпана в кастрюльку на коленях.
– Вот. – Я торжественно положил на стол стопку разномастных купюр. – Мой первый заработок, сто двадцать рублей. Джинсы продал через комиссионку, вот квитанция. – Поверх денег легла помятая бумажка с печатью.