Я видел, как такое происходило три раза. Три раза я возвращал бывших рабынь к их мужьям, и все три раза женщины улыбались и обнимали, но что-то было утрачено. Что-то важное, неповторимое. Мужья понимали все сразу. Они ощущали, что душа человека, которого они любили, была закрыта, запечатана и погружена в глубокую суть личности любимых женщин.
Я стоял рядом и испытывал жалость к беднягам, которые вновь потеряли своих жен. Как только разум достигает точки невозврата — он не ломается. Он закрывается, разделяется на уровни, пока каждая составляющая эмоций не исчезает. Пока их ужасное прошлое и все, что они пережили, не исчезает.
С самого начала Тесс была очень сильной. И сейчас она стала еще сильнее. Сильнее за счет своей отстраненности, и за счет того, что научилась таким образом отгораживаться от жизни. Она больше никогда не почувствует вновь: ни надежды, ни счастья, ни страха. Ее жизнь резко переменилась от избытка ощущений, становясь мрачной и пустой. Она не делала этого намеренно, но я заранее понимал, что тут не было надежды.
В конце концов, я видел доказательства. Три женщины, которые вернулись к своим мужьям, впоследствии развелись с ними, разрушая мужчин вновь.
Распахивая дверь под лестницей в коридоре, я спешно спустился по ступенькам и схватил кий с держателя.
— Бл***дь! — прокричал, бросая его со всей силы в стену. Он ударился об нее, как дротик, издавая громкий звук о деревянную панель. Комната отдыха была единственным местом, где я хотел находиться.
Я не желал возвращаться в дом. Я хотел создать себе укрытие там, где мог бы притвориться, что никогда не любил и не терял.
Я провел прошлую ночь в оранжерее — после того, как услышал, что Тесс решила уехать, я не мог лежать рядом с ней. Я не мог заставить себя пройти через это. Вместо этого погрузился в прерывистый сон со звуками птиц усаживающихся на насест, что окружали меня, но когда проснулся, то обнаружил, что успокоение, которое они даровали мне, было ложным.
Они были здесь только потому, что я окружил их замками и проволокой. Они не были здесь из-за меня. Они были моими пленниками.
Я больше не смотрел на каждого воробушка и не видел в них женщин, которых помог спасти. Я больше не видел удовлетворения в каждом маленьком существе, которые олицетворяли собой все то хорошее, что я сделал. Они все были насмешками, все стали Тесс. Метались по клетке в поисках выхода оттуда.
Точно так же, как и чертова Тесс.
— Je ne peux pas plus faire ça putain (рим. пер. с фр. Я больше не могу делать этого)!
Я еще никогда не был так снедаем изнутри. Я отчаянно желал освободиться от одержимости внутри себя.
Алкоголь.
Если он не мог полностью стереть мои мысли, то он бы точно помог заглушить их. В тот момент, когда я принял решение напиться до забытья, я не мог двигаться достаточно быстро.
Я перемахнул через кий, который лежал на полу и практически бросился к хрустальному бару. Распахивая двери хьюмидора, я вошел в пахнущее мускусом темное помещение, где на полках, в тени, покоились смехотворно дорогие бутылки с алкоголем. (прим.пер. хьюмидор — ящик, шкатулка (шкаф или комната) для хранения сигар, алкогольных изделий. Главной задачей хьюмидора является поддержание уровня влажности на уровне 68 —72 %)
Выходя на свет, я смахнул пыль с единственной бутылки чистосолодового виски из коллекции Macallan Fine & Rare. Если бы я продал эту бутылку, то мог бы, возможно, поиметь примерно до десяти тысяч евро с какого-нибудь идиота-коллекционера. Что ж хреново для них, я намеревался выпить целую бутылку больше в лечебных целях, чем для удовольствия.
Я не стал запариваться насчет стакана. Как и не стал заморачиваться над тем, чтобы смаковать глотки и неспешно потягивать. Я сорвал крышку и начал глотать.
Обжигающее ощущение заструилось вниз по горлу, опускаясь в мой пустой желудок, облизывая его алкогольным пламенем.
Я застонал, когда еще один глоток присоединился к адскому пламени, пока я не ощутил, что мой желудок грозит взорваться.
Я сделал еще четыре глотка, прежде чем мне пришлось остановиться, чтобы суметь восстановить дыхание. Мои гребаные глаза увлажнились, как у какого-то новичка в алкогольных утехах, и комнату уже начало заволакивать коричнево-красноватым туманом.
Моя надежда на сон существовала в поглощении всей долбаной бутылки. Может, тогда я смогу забыться сном, и когда проснусь, Тесс уже не будет здесь.
«Тесс собирается уехать. Сделай же что-нибудь! Прекрати ныть!»
Она уже приняла решение. Я сделал все возможное, что было в моих силах, и она все равно не хотела меня. Раньше я мог вынести много всего, до того, как превратился из нежного любовника, который хотел исцелить ее, в мужчину, который отчаянно хотел выбить из нее все дерьмо, потому что она так сильно ранила меня.