Перна какое-то мгновение смотрит на меня, прицеливается и выстреливает:
— С другой стороны, если торговцы с севера и впредь будут говорить только о делах, они скоро окажутся заваленными горами денег, capito? Но не будут знать, как их потратить, потому что вяленая треске так и останется их единственной пищей, пиво — единственным напитком, а Библия Лютера — единственной книгой.
— Хорошо, — улыбается Биндони, — тогда поговорим о книгах — это, по крайней мере, может хоть чуточку сбить спесь с тосканцев. Что вы, в частности, предлагаете?
Перна говорит нарочито медленно, возможно, для того, чтобы я понял каждое слово:
— «Благодеяние». Он финансирует издание и распространяет его на территории республики, ты печатаешь, Арривабене продает его в Венеции, а я беру на себя Милан и окрестности.
Биндони чешет черную бороду. Это мужчина лет сорока, с первыми признаками облысения и оливковой кожей.
— Спокойнее, Перна, не стоит так лезть на рожон. Ты представляешь все это слишком просто.
— Что? Сколько экземпляров книги ты уже продал?
— Около трех тысяч, весь тираж. Но теперь нам придется вести себя более осмотрительно. С прошлого года магистратура экзекуторов не расположена больше просто играть в игрушки, сочетая самые дерзкие выходки с запретами, а намерена ужесточить законы о печати.
Перна предусмотрительно информирует меня на немецком:
— Это венецианские цензоры. — Потом сердито смотрит на Биндони и смачно отхлебывает вина. — Но до сих пор все всегда печаталось в Венеции.
Биндони отвечает:
— Да, но сейчас Совет десяти становится все изощреннее и изощреннее. Каждая книга перед тем, как напечататься, должна получить одобрение экзекуторов. Я сильно сомневаюсь в том, что они одобрят «Благодеяние Христа».
Перна смотрит на меня, чтобы удостовериться, что и я все понимаю, а потом обращается к двум другим компаньонам:
— Разве существуют какие-то проблемы в том, чтобы напечатать ее подпольно?
Биндони парирует:
— Нет, но нам нужно другое название для прикрытия. Если я запрошу разрешение на печатание еще девяти книг, возможность, что десятая останется незамеченной, значительно увеличится, вы меня понимаете?
Перна бросает на меня странный взгляд, словно я готов начать есть треску руками, и сует мне под нос необычное разветвленное приспособление:
— Э-то вил-ка!
Затем он нанизывает на нее кусок рыбы, подносит ее ко рту и ждет, что я последую его примеру.
— Так не испачкаешь руки.
Арривабене — огроменный тучный мужчина лет сорока, как и я сам, с редкими черными волосами, немного жеманной манерой речи и постоянно поджатыми губами.
— В отношении печати не должно возникнуть никаких проблем, кроме финансовых. На какой тираж вы рассчитываете?
Кивок служанке, которая появляется с большим блюдом черных моллюсков, наполовину открытых.
Перна скромно берет представление на себя:
— Мидии. Их едят руками. — Он берет раковину, открывает ее, выдавливает туда несколько капель лимонного сока и съедает содержимое. — Вы положили петрушку? Вы обязательно должны их попробовать, и лучше всего с тертым хлебом, острым перцем и капелькой оливкового масла… Тосканского, естественно! Я рассчитывал на десять тысяч экземпляров за три года.
Вино попадает у Биндони не в то горло. Он кашляет, а Арривабене бьет его по спине.
Печатнику удается отдышаться.
— Вы шутите?! За кого вы меня принимаете? За Мануция? Я не могу вложить столько усилий и столько денег в одно-единственное издание.
— Это все потому, что вы до сих пор не поняли сути дела, — парирует Перна. — Наш немецкий друг может финансировать первые десять тысяч, capito? И вместе со мной распространять их по полуострову.
Арривабене далеко не так уверен:
— Почему ты считаешь, что тебе удастся их продать?
Перна разводит своими крохотными ручонками:
— Именно потому, что, вероятнее всего, книгу запретят. Напечатанную в подполье книгу можно продать по любой цене, capito? К тому же на нее возлагают большие надежды. Она будет пользоваться не меньшим спросом, чем хлеб! Ее купят и сторонники Савонаролы, и антитринитарии,[75] и сак раменталисты, и криптолютеране, и в первую очередь любопытные. Нельзя недооценивать людское любопытство — оно способно свернуть горы…
— Гм. Здесь, в Венеции, — уточняет Арривабене, — круг покупателей будет состоять из друзей Строцци и английского посла: все они симпатизируют Лютеру и Кальвину… И конечно же стоит рассчитывать на путешественников, торговцев и людей образованных.