— Эта глыба вялого мяса, что засела в Виттенберге, хочет держать Писание в удалении от глаз крестьян. Он боится, как бы его не сбросили с трона, на который он взгромоздил свой зад! Крестьяне должны низко склонять головы над плугами, а он сделается новым папой! Подобное бесчинство больше не может продолжаться — пришло время разоблачить его! Слово Господне должно стать доступным всем и каждому, и в первую очередь униженные должны усваивать его непосредственно и переосмысливать в собственном сознании без искажений, которым оно подвергается в слюнявых ртах переписчиков. — Это говорит Магистр.
Денк кивает и встревает в разговор:
— Все это правда, без сомнений. Но необходимо брать в расчет и многое другое. Крестьяне — это далеко не всё. Есть еще и города — вы убедились в этом в Мюльхаузене. Я уже рассказывал тебе, что много месяцев проторчал в том порту на Северном море, Антверпене. Торговцы там влиятельны и богаты, морские перевозки развиваются с каждым часом, и все в городе бурлит от душевного беспокойства. Есть там один брат, кровельщик, многим он кажется грубым и неотесанным, но он проповедует и побуждает свободных духом к мятежу против безбожников. Посмотри, кого ему удалось повести за собой: торговцев мехами, судовладельцев, ювелиров с их благородными семьями, вместе с пивоварами, плотниками и бродягами. Это же деньги, в конце концов, а с деньгами можно сделать все. Граждане нашего города — ханжи и лицемеры и готовы продаваться, получая мелкие выгоды, за счет подавления крестьянства и сохранения князей. Именно им стоит хорошенько наподдать под зад!
— Если нам удастся завладеть их лавками, отпадет необходимость в деньгах для того, чтобы печатать наши рукописи! — смеется Гут.
— Уж лучше помолчи: сколько месяцев ты носишься с планами насчет своей типографии, а на деле мы вынуждены крутиться как бобики! — подначивает его Пфайффер.
— Нет, нет, на этот раз у нас получится! Она будет готова меньше чем через месяц. Меня заверили, что пресс уже в пути, и, если бы не беспорядки в работе почты, все было бы готово не одну неделю назад.
Денк заезжает локтем ему в бок:
— Эй, а тебя, господин Львиное Сердце, уже пугают беспорядки…
Мы лопаемся от смеха.
Все это время подмастерья Герготта не поднимают головы от наборного стола — и еще долго не поднимут. Какое-то время я пялюсь на корзину, наполненную бумажными полосками всевозможных размеров. Указываю на них Гуту:
— Для чего они нужны?
— Ни для чего. Это отходы: этот пресс печатает четыре страницы на одном большом листе. Когда их вырезают, всегда остается уйма бумаги.
— А можно уменьшить расстояние между строками, увеличив эти поля?
— Да, но зачем? Тебе что, мало напрасно потраченной бумаги?
— Возможно, это глупость, но я подумал, что, помимо рукописей Магистра, с каждого хода пресса мы могли бы получать дополнительные напечатанные листы, где мы коротко, но ясно будем формулировать и наше послание, чтобы, отправляясь путешествовать по окрестностям, бесплатно распространять его. Таким образом мы сможем объединить все существующие здесь братства, сможем связаться с каждым из них, не знаю, это просто глупая мысль…
Молчание. Пфайффер хлопает кулаком по столу:
— Мы сможем печатать их сотнями! Тысячами!
Глаза Магистра загораются, будто он готовится к одной из своих проповедей, его улыбка воспламеняет меня.
— Ты взрослеешь, парень; тебе надо только энергичнее отстаивать свои идеи.
Гут выуживает из корзины полоску бумаги, берет перо и чернильницу и принимается за расчеты. Про себя он бормочет:
— Это может сработать, может сработать…
Едва не подпрыгнув со своего места, он оборачивается и кричит печатникам:
— Вы, двое, остановитесь! Бросьте все это!
Глава 20