Выбрать главу

Он показал на огромный, обвешенный трубами и щитами грузовик-броневик.

— Останется с вами там, я ему оставлю рацию, как только будем готовы, дадим сигнал. У вас найдется одно место разместить нашего сотрудника?

— Конечно, найдется! — сказал я.

— Нет! — вдруг вскрикнул Митька, покраснел. — Я не думаю, что это хорошая идея.

— В чем дело, Митька?

— Ну, — стал мямлить Митька. — Неужели же не понятно? Ну, мы с Ником, вроде как не боимся заразиться, ну и все прочее, а вот только у нас, знаете ли, есть такие, что прям очень боятся! Не думаю, что наши захотят, чтобы мутант два дня у нас жил. В общем, извините.

— Да ты чего, Митька! — сказал Ант. — Не надо извиняться. Все мы понимаем. Хотел, как лучше.

Он повернулся ко мне, достал из-за пояса небольшую коробочку с хвостиком, протянул мне.

— Это рация. Вот здесь кнопка вызова, вот так просто нажимаешь, говоришь: «Ант, это Ник, прием», и ждешь, когда я отвечу. Все просто. Понял?

Я осмотрел приборчик, нажал кнопку, подергал проводок.

— Как это работает?

— Это радиостанция, у нас антенна на трубе установлена, на расстояние до двадцати километров работает нормально. Надеюсь, что и у вас сработает. Вы же недалеко от нас?

— Полдня пути, — сказал Митька.

— Ну, я так и понял, — ответил Ант, продолжил. — Во время пути можете проверять, как работает, на всякий случай.

— Подожди, — сказал я. Что-то мне в этом предмете было знакомо. Сталкивался я с ним раньше? В памяти смутно всплывали контуры похожих предметов. Ведь я же вспомнил о телефоне. Но это была частичная память. Я помнил только, что у меня был телефон и он дорого стоил. Вот и все. Причем, ключевое слово здесь было, скорей всего, дорогой. Как же выглядел этот самый «телефон» — я так и не вспомнил.

То же сейчас было и с этим аппаратом, называемым рацией. Слово вспомнил, а что оно означает — нет.

Черт возьми, как это бесит.

— Ну, Ник? — спросил Ант. — Мы едем?

Митька снова закашлял, согнувшись пополам.

— Да, поехали. И поскорее. А то мой друг совсем плох.

Мы сели в машину, неслышно она тронулась, набрала скорость. По кольцу объехали площадь. Я успел зацепить взглядом за высоким забором огромное пространство воды — пруд. За ним стеной вставал Лес, гигантский, бесконечный, всесильный. Потом мы скатились с горки, и, кроме высокого бетонного забора, осталось только серое темнеющее небо.

Так ли уж мне хотелось вернуться в Лес?

Я так не думаю. По спине пробежал холодок от мысли, что нам снова нужно будет туда попасть. За бетонными стенами казалось безопаснее.

И привычнее для меня.

Но выхода не было.

Тем более, что там, в общине, тоже не все было хорошо. Это связано с Захарием. Что там происходит? Как я узнал об этом?

Кто-то или что-то шепнули мне об этом.

Это было какое-то новое ощущение, подсознательное. Словно кто-то шептал из другого угла, как на приеме у отоларинголога, а мне необходимо было максимально сосредоточиться, чтобы услышать. И самое скверное, что об этом шепоте никто заранее не предупреждает. Сколько я таких сообщений мог прослушать?

Машина остановилась у выхода в Лес.

Мы вышли.

— Не забудь, — напомнил Ант, когда мы стояли у опускающихся со скрежетом ворот. — Через каждые полчаса, э, ну ладно, через каждые пятьсот метров включай связь. Наши аккумуляторы проработают месяц, на этот счет не переживай.

— Хорошо, — сказал я, хотя смутно догадывался, о чем он говорил.

Митька снова закашлял.

— Может тебе меду съесть, а, Митька? — спросил я. — Он же очень полезный!

— Нет, — ответил он, отхаркиваясь. — Нам надо в Лес, быстрее.

— Хорошо, Митька, мы идем, — и обращаясь к Анту и Дану. — Ну, все, ребята, нам пора, пока мой друг не задохнулся от вашего гостеприимства.

— Да я все понимаю, Ник, — ответил Ант. — Давайте, до связи.

И мы заторопились — Митька почти побежал — за периметр.

Преодолев полосу отчуждения, углубившись на несколько метров в Большой Лес, я обернулся. Часть стены, плита, которая служила им еще и подъемными воротами, уже поднималась вверх. Металлического скрежета отсюда слышно почти не было. Но я старался запомнить этот звук. У отшельников этого не было. И почему-то на меня это действовало угнетающе, словно мне не хватало этих металлических звуков, кислотных запахов, серых бетонных стен. Да и вообще, близкой мне цивилизации.

Митьку я нашел чуть дальше у ствола огромной березы. Он стоял, обхватывая рельефную башню, уходящую в небо.

— Лес! — шептал он завороженно, прикрыв глаза, рот растянут в умильной улыбке. — Как мне тебя не хватало!

— Ну, я вижу тебе полегчало! — сказал я.

Митька оторвался от дерева, обернулся. Чудо какое-то: минуты не прошло, как мы в Лесу, а мой напарник цветет и пахнет!

— Воздух-то какой! — сказал он, вдыхая полной грудью.

В открытом небу Городе смеркалось, а в Лесу темнота проступала из всех уголков еще отчетливей. Скоро совсем стемнеет.

— Может, поторопимся? — спросил я. — Раз уж тебе полегче стало.

— Да, да, — засуетился Митька. — До ночи бы успеть.

— Вот именно. Я темноту не люблю.

— Дело даже не в темноте. Ночью другие звери просыпаются, растения хищные оживают. Я-то привычный, а ты, боюсь, вляпаешься куда-нибудь.

Вот те раз! Забеспокоился обо мне. Или напугать решил?

В любом случае, лучше к нему прислушаться, и ни шагу в сторону!

— Пойдем другой дорогой, короче, — сказал Митька, поправил мешок на спине, двинулся через траву. — Только там парочка мест нехороших, но мы пройдем, если аккуратно. И если ты будешь слушать меня!

— Слушаю и повинуюсь, — ответил я, шагая за ним, стараясь след в след.

Мы не стали огибать пруд, как шли сюда, а сразу углубились в Лес.

Первые полчаса дорога была знакома — высокая трава, деревья, земля чуть влажная, но без особых преград мы пробивали себе путь. Потом дорога стала резко опускаться вниз. Мы, держась за траву и кусты, заскользили в глубокий овраг. Деревья сменились большими колючими кустами. Земля стала сырой, небо над нами как-то быстро потемнело, все вокруг стало серым, запахло плесенью.

Внизу оврага под ногами стал пружинить мох. Мы двинулись по дну оврага. Можно было идти подпрыгивая, шаг увеличился. В голове вдруг возникла черно-белая картинка из телевизора: безжизненный ландшафт, черное небо, два астронавта неуклюже прыгают по поверхности, взметая облачка пыли.

Я подумал, что память небольшими вот такими картинками возвращается ко мне. Вот только сама или это Система помогает каким-то образом оживлять нейроны в мозгу? Спросить — так не ответит же.

В очередной раз, уже привычно подпрыгнув на очередной моховой кочке следом за Митькой, я прорвал верхнюю оболочку и чуть не по самые помидоры ухнул в пропасть. Но как? Митька только что по ней прыгнул! Или я тяжелее на десяток килограмм, или прыгнул повыше?

Короче, ухнул. Под ногой в яме почувствовал что-то мягкое, живое, оно вывернулось из-под моей ступни, взвизгнуло, по ноге еще кто-то пробежал. Я стал судорожно вытаскивать ногу, пока ее там очередные ползуны или вьюны не ухватили и не утащили под моховое одеяло. Лег на спину, потянул ногу, вытащил, тяжело выдохнул, вытер пот со лба. Над головой среди пушистых ветвей промелькнул кусочек серого неба с одной маленькой звездочкой.

Митька ускакал вперед, даже не услышал, как я застрял. Я крикнул ему вслед. Через минуту где-то впереди затрещали кусты, Митька возвращался.

— Ты чего? — спросил он.

— Провалился. Ну и передохнуть сел.

Митька осмотрел дыру, оставленную моей ногой, отшатнулся.

— Ох ты ж! — вскрикнул он. — Ты прямо в гнездо встал!

— И чего? — не понял я, поднимаясь.

— Чего-чего! — передразнил он. — Сматываться надо поскорей! Сейчас они соберутся всей стаей, вылезут искать обидчика!

Я смотрел на Митьку, решая, он правду говорит, или опять решил меня проучить?