Вот уже и очередь рассосалась, и объявили, что заканчивается посадка, а пиарщика нашего все было не видать.
— Если он опоздает, — с еле заметными нотками ликования в голосе сообщил Ник, помахивая телефоном. — Марк обещал его уволить.
— Увы… — вздохнула я, вставая и направляясь к гейту. — Увы.
Гришенька, конечно, никуда не торопился. Катил свой маленький красный чемоданчик по гладким полам аэропорта, улыбался чему-то из-под огромных темных очков. Не забыл остановиться и купить кофе, пока проверяли наши посадочные.
— Это тоже с нами, — слегка раздраженно кивнул Ник в его стороны, увлекая меня в рукав, ведущий к самолету.
Мы прошли по узкому проходу между креслами под взглядами полностью забитого салона. Не самыми дружелюбными, надо сказать.
Мое место оказалось у окна, у Ника рядом, и он кое-как устроился, вытянув длинные ноги в проход. Гришенька ввалился в самолет в последнюю секунду — за ним сразу закрыли дверь.
Шумно потоптался по ногам в передних рядах, громко извинился в средних, одарил кого-то комплиментом, задев задницей, посюсюкал с младенцев — все это, не отпуская красного чемоданчика, который доволок почему-то до нас.
— Решил без багажа, только с ручной кладью! — обрадовал он нас, подхватывая его и пытаясь запихнуть на верхнюю полку.
— Почему ты опоздал? — холодно поинтересовался Ник.
— Разве я опоздал? — Гришенька сдвинул темные очки на лоб, но они упали снова на нос одновременно с чемоданом, который вновь скатился ему в руки с полки. — Я спецом зарегистрировался заранее, чтобы без меня не улетели! Ник, давай местами поменяемся?
— Зачем?
— Да там… — он оглянулся на свое место. — Ну, короче, нам с Ариадной надо дела обсудить!
— All passengers, take your seats and put your seat belts on immediately! — не выдержала наконец стюардесса, терпеливо ожидавшая, пока он справится с запихиванием на полку чемодана.
— Да подождите! — отмахнулся Гришенька. — Ник, давай!
— Я не собираюсь…
Стюардесса с приклеенной улыбкой резко дернула Гришин чемодан и ловким движением отправила его на полку, захлопнув ее с резким стуком.
— Can you take your seat, please, sir! — продолжая улыбаться, повторила она.
— Ник! Ты всех задерживаешь! — возмутился Гришенька. — Вставай, мое место тоже в проходе!
— Sir, please…
— Твою мать! — рыкнул Ник и взвился со своего кресла.
Вот так обычно это все и происходит с нашим пиарщиком.
Даже то, что неодобрительный взгляд стюардессы достался именно сдавшемуся Нику — было абсолютно закономерно.
Глава пятая. Ариадна ужинает
Пока самолет выруливал на взлет, Гришенька устраивался на месте Ника, как у себя дома.
Снял пиджак, ботинки, расстегнул рубашку, надел на шею подушку, откинулся в кресле и с довольным вздохом достал из пакета бутылку пива.
Поколебался несколько секунд, снова вздохнул и протянул ее мне:
— Будешь?
— Нет.
Я постаралась вложить в ответ максимум своего отношения к ситуации, но если бы у Гришеньки было такое тонкое нервное устройство, чтобы это уловить, он бы еще в детсадовском возрасте ушел жить в лес к волкам.
— Кстати, дела было бы лучше обсудить с Ником, — намекнула я. — Стратегию, нетворкинг, бюджет, в конце концов!
— Ерунда, справимся! — отмахнулся наш пиарщик.
Я закатила глаза и отвернулась, высматривая темный затылок Ника на несколько рядов впереди. Он там уже с кем-то сцепился языком — рядом с ним оказалась симпатичная блондинка с довольно вызывающей грудью. Интересно, Гришенька специально решил подкинуть такой вкусный кусочек Нику?
Но тут блондинка сдвинулась, и я увидела у нее на руках пухлого младенца.
А, теперь понятно, почему он сразу прошел мимо своего места и отправился меняться с Ником. Нужны ему наши дела, как рыбке зонтик, заботился он только о личном комфорте.
Впрочем, я бы тоже поменялась. Добровольно. Лучше орущий младенец, чем наш любимый пиарщик, от которого к тому же несет смертельной концентрацией Dior Savage — самого модного и убойного парфюма последних лет.
Рейс выполняли корейские авиалинии, поэтому русского языка не предполагалось. Все объявления делались на корейском и английском, так что Гришенька не забывал снять наушники и ткнуть меня в бок:
— Чего говорят? Переведи!
Ничего интересного, как правило, не говорили. К тому же капитаны самолетов обычно бормочут свой текст примерно как машинисты электричек — чтобы даже носители языка ничего не поняли.